Позывной "Хоттабыч"-2

Кончики ушей ротмистра запунцовели от устроенного оснабом разноса, но он молчал, не в силах возразить оказавшемуся более искушенному во всех планах учителю. Те «приемы», которые князь продемонстрировал своему бывшему ученику во время недавнего противостояния, просто поражали! Ничего подобного Вревский и представить себе не мог. Поэтому он жадно ловил слова этого умудренного опытом Менталиста.

– Смотрите и учитесь, коллега, как нужно воспроизводить в Ментальном пространстве Божественное дыхание настоящее жизни! – И он вновь легонько прищелкнул пальцами.

Сумрак, окружающий столик бывших сослуживцев, начал стремительно отступать, открывая невидимые ранее детали. Они оказались за столиком одного знакомого бельгийского ресторанчика в Брюсселе, где после бегства из революционной России господа офицеры прожили в эмиграции несколько лет. Яркое солнце било сквозь деревянные решетчатые рамы, насыщая непередаваемым цветом налитый в стаканы коньяк. На маленькой сцене под «сонные» фортепианные переборы тапера что-то мурлыкала по-французски худосочная певичка, подстриженная «под каре». Слегка растрепанная прическа постоянно сползала ей на глаза и закрывала пол-лица. Возле старинной дубовой стойки, которая, наверное, помнила еще пра-пра-пра-прадеда нынешнего хозяина заведения, со скучающим лицом стоял дородный бармен и невозмутимо полировал и без того идеально чистые фужеры и стаканы.

Если признаться честно, Вревский не смог бы отличить созданный оснабом Ментальный слепок ресторанчика от того самого, реального, в котором они неоднократно и весьма «продуктивно» набирались с князем Головиным.

– Александр Дмитриевич, – не стал кривить душой бывший ротмистр, – вы как всегда бесподобны! Это… это действительно не отличить от настоящей реальности! Не перестаю удивляться вашему искусству! Готов хоть сейчас вновь к вам в подмастерья!

– Увы, Сереженька, – покачал головой Петров, – канули в Лету те благословенные времена!

– Так давайте же за них выпьем, Александр Дмитриевич? – предложил Вревский, поднимая стакан, наполненный жидкостью насыщенного янтарного цвета.

– Не чокаясь! – сурово произнес Петров. – Ибо те времена умерли и превратились в прах.

Они неторопливо выпили, смакуя каждый глоток выдержанного напитка. Подождали, пока он провалиться в пищевод и теплой волной разойдется по всему организму.

– Как вам это удается, Александр Дмитриевич? – Изумленно произнес Сергей Станиславович. – Это именно тот самый вкус… даже лучше! Ощущения… Я чувствую даже легкое опьянение… Вы бесподобны, князь! Браво!

– Ну что ж, – отодвинув в сторонку полупустую бутыль коньяка, произнес оснаб, – пора переходить ко второй части «Марлезонского балета»[23].

– Согласен! – слегка напрягшись, ответил Вревский. – Карты на стол, господин оснаб! Похоже, что нам уже нечего скрывать друг от друга – все и так понятно…

– Ну, я бы поостерегся делать столь скоропалительные выводы, ротмистр… Или, какое вам там пожаловал звание Хитрый Лис[24]? – Естественно, что Петров не знал со стопроцентной точностью, на кого работает его бывший сослуживец и ученик, поэтому откровенно блефовал. – Хотя бы прежнее оставил? – И оснаб пренебрежительно поджал губы.

– Подполковник «Абвера»! – Обиженно выдохнул Вревский. – Немцы умеют ценить полезные кадры!

– Хм, какой стремительный карьерный рост, – ехидно произнес оснаб. – Вы меня знаете, Сергей Станиславович, я не буду темнить с тем, с кем когда-то пришлось сожрать целый пуд соли… Скажу честно – я был о вас куда более высокого мнения… Но вы стремительно упали в моих глазах…

– Отчего же, Александр Дмитриевич? Только лишь из-за того, что вы, якобы, считаете, что я продался немцам с потрохами?

– Увы мне, Сереженька, но это так! Похоже, что родина для вас, после всех злоключений, осталась лишь пустым звуком! Вернуться в родные пенаты под штандартами врага…

– Вы о чем, князь? – Удивленно уставился на оснаба Вревский. – Какая родина? Где она? Она умерла более двадцати лет назад! Но она еще может возродиться….

– Возродиться? – Оснаб, не скрываясь, хохотнул в голос. – Как одна из провинций Вековечного Рейха? И вас, русского… вернее уже бывшего русского офицера, – выделив максимальным презрением слово «бывшего», произнес оснаб, – не смущает подобная участь России? В вашем роду, если мне не изменяет память, не менее пяти поколений профессиональных военных. Военных, заметьте, а не наемников! Что вы скажете своему деду и прадеду, покрывших себя славой во имя России, когда встретитесь с ним там – за кромкой?

– Ой, да бросьте вы, господин оснаб! – С деланным пренебрежением отмахнулся от него ротмистр. Хотя оснаб прекрасно ощущал, что сумел взять его за живое. – Вы-то сами кому продались? Англичашкам или пронырливым янки, что привыкли во всех заварушках выходить сухими из воды? – Бывший ротмистр даже и подумать не мог, что высокородный аристократ, князь, с родословной, насчитывающей более тысячелетия, окажется на стороне революционной черни.