Позывной "Хоттабыч" (СИ)

— Добре, Ильюша! Полезай тогда ко мне на плечо! — И великан подставил к отвесному краю раскрытую огромную, что ковш гигантского экскаватора, ладонь. Я без промедления ступил на нее, и богатырь поднес меня к своему левому плечу. Сокол подозрительно взглянул на меня выпуклым глазом с яркой желтой радужкой, и что–то недовольно проклокотал. Размерами сокол явно превосходил меня раза этак в два, если не больше, так что долбани он своим острым клювом — от меня и мокрого места не останется

— Уймись уже, Вострогор! — Великан потрепал нахохленного сокола по встопорщившимся перьям. — Вздремни, старый друг — ты это заслужил.

К моему огромному изумлению величественная хищная птица послушалась своего хозяина и, покрепче впившись монструозными когтями в прочные звенья кольчуги, засунула голову под крыло.

— Вот так и живем, Ильюша, уж который годок, — громыхнул великан, направляя своего исполинского коня в закрытую низко–парящими облаками «бездонную» расщелину.

«А то и тысячелетие», — мысленно хмыкнул я. Вот уж не думал, что с таким чудом доведется встретиться. Мы опускались все ниже и ниже в глубину горного разлома, куда не всякий подготовленный альпинист отважится бы спуститься. А вот конь Святогора уверенно ступал по, казалось бы, абсолютно непроходимым местам. Достигнув самого дна ущелья, гигантский конь неожиданно споткнулся и встал, как вкопанный.

— Что же ты, волчья сыть, да травяной мешок, спотыкаешься? — незлобиво ругнулся великан, перевешиваясь через голову коня.

Я ухватился за кольчужные кольца бармицы шлема, чтобы не свалиться в пропасть. С большим трудом удержавшись на месте, я успел заметить препятствие, перегородившее дальнейший путь. Поперек ущелья лежал открытый исполинский каменный гроб, через который могучий конь Святогора не желал переступать. К тому же гробу была прислонена такая же огромная каменная крышка.

— Вот так преграда чудная! — произнес великан, спрыгивая с коня. Отвесные стены ущелья сотряслись от его могучей поступи, осыпав каменной крошкой с головы до ног. Он поднес ко мне ладонь и опустил на землю. — Как думаешь, Ильюша, кому во гробе этом лежать суждено? — спросил он меня.

А тут и думать нечего — великовата мне «кольчужка» — то!

А вот Святогор, по–видимому, так не считал:

— А ложись–ка ты, Ильюша, во гроб, да померяйся: не придется ли впору тебе эта каменная домовина?

Н-да! Похоже, деменция у старика процветает пышным цветом. Тут даже невооруженным глазом видно, что не мой это размерчик. Все происходящее начало отдавать еще большим сюром, чем это казалось ранее. Похоже, что вот так выглядит мой личный ад. Либо это яркие предсмертные галлюцинации, и мой умирающий мозг генерирует их со страшной силой. Но почему именно древний великан, Святые горы и былинный гроб? Ладно, чего расстраивать старика? Я перевалился через толстый каменный бортик и улегся в исполинском гробе. Таких, как я, тут можно целый взвод поперек уложить.

— Не ладится тебе, Ильюша этот гроб — он в длину длинен и в ширину широк, — многозначительно произнес Святогор.

Алилуйя! На третий день Зоркий глаз заметил, что в тюрьме не хватает четвертой стены! [2] — подумал я, вылезая из каменного ящика.

— А и мне примериться время пришло, — торжественно произнес Велет, тряхнув смерзшейся в сосульки бородой. Он ссадил с плеча сокола на луку седла, снял перевязь с мечом и полез в гроб.

«Ну, вот, совсем другое дело, — проскочила мысль, — словно опытный гробовщик мерки снимал!»

— И в длину по меры и в ширину как раз! — поерзав и, устроившись поудобнее, довольно произнес Святогор. — Ай же ты, Илья, да покрой–ка крышечку — полежу в гробу я, полюбуюся!

К этому, в общем–то, все и идет, наконец доперло до меня, чем закончится этот сюрреалистический былинный сюжет. Плавали, знаем! Его даже в школе проходят.

— Эх! — Я поднапрягся, пытаясь сдвинуть с места массивную каменную крышку. Да хрен там — тут только краном поднимать!

— Мельчаете, людишки! — недовольно буркнул великан и, приподнявшись в гробу, одним движением могучей руки натянул каменную плиту на себя.

Едва только крышка заняла соответствующее ей положение, как щель между крышкой и гробом словно заросла.

Ну, вот, началось…

— Ай же ты, Илюшенька! — заворочался внутри «сросшейся» в единое целое домовины былинный исполин. — Мне в гробу лежать да тяжелешенько! Мне дышать–то нечем, да тошнешенько! Ты открой–ка, Илья крышечку гробовую, да подай–ка мне да свежа воздуху!

— Не могу, Сятогор–батюшка! — крикнул я, обходя по гроб кругу, пытаясь найти хоть одно небольшое отверстие. — Слаб я и немощен, против тяги такой!

— А–а–а! — взревел плененный великан и принялся биться внутри захлопнувшейся «мышеловки».

Гроб затрясся, заходил ходуном. Чудовищные удары заставляли его подпрыгивать, но крышка стояла незыблемо. Лишь в одном месте, возле изголовья, образовалась небольшая трещина. Разбушевавшийся великан, наконец, затих, и я сумел приникнуть к этой трещине.

— Ты как, Святогор–батюшка? Жив ли?

— Ты разбей–ка, Ильюша, крышечку моим мечом! — попросил меня Святогор.