Позывной "Хоттабыч" (СИ)

Картинок и фотографии этого кабинета я немало повидал в своей прошлой жизни, да и фильмы военные нет–нет, да посматривал. Так что представлял, что меня за этой дверью ждет. Из обстановки, ессно… И не ошибся: посредине вытянутой комнаты, стены которой были обшиты темными деревянными панелями — длинный стол, крытый плотным зеленым сукном. Карта на стене с цветными стрелочками наших и вражеских позиций. Книжные шкафы, большой глобус в углу. Несколько стульев вокруг стола, один из которых оказался занятым хорошо знакомой мне по фотографиям и портретам личностью — на нем восседал никто иной, как сам нарком внутренних дел СССР, товарищ Берия, Лаврентий Палыч. Сидел, улыбался и поблескивал стеклышками своих незабвенных очечков–пенсне.

С другой стороны стола, напротив наркома, сохраняя ледяное спокойствие, несмотря на присутствие в кабинете первых лиц государства, сидел мой бывший командир (по тому еще, потерянному мною миру) — оснаб Петров. Едва я зашел в кабинет, он мне незаметно подмигнул, стараясь приободрить. Спасибо, родной, век не забуду! Мне, прямо, полегчало на душе — настроение повысилось, согбенные сутулые плечи развернулись… Ну, насколько позволил прострел меж лопаток… Да я еще тот бравый старикашка! Хрен меня просто так об коленку сломаешь! Но в присутствии Сталина и Берии, все равно, сука, отчего–то ссыкотно…

Сталин до моего триумфального появления, видимо, задумчиво прохаживался по кабинету туда–сюда. Одет он был в свой «легендарный» френч защитного цвета. На ногах — широкие коричневые брюки, заправленные в идеально начищенные мягкие кавказские сапоги. Ростом он был чуть пониже моего, и это с учетом, что я за свои неподъемные годы несколько стоптался, усох и сгорбился. Это раньше–то, в молодости, я был ого–го–го, метр восемьдесят пять без каблуков! Это сейчас я так — как скрученный засохший стручок… В общем, невысокого росточка оказался товарищ Сталин. Плотный. Рябой — следствие перенесенной оспы, как в народе говорят: черти на роже горох молотили. Вот одного только понять не могу, раз уж у них тут такая прямо таки волшебная медицина, чего ж они самому товарищу Сталину харю–то не поправили? Ну да ладно, будет оказия, поинтересуюсь. Ну, а так — все при нем! Настоящий Виссарионыч, хоть портреты с него пиши!

Слегка раскосые, искрящиеся неведомым мне весельем, желтоватые глаза вождя пробежались по моей нелепой фигуре, когда я вполз на своих, подрагивающих от излишнего возбуждения, негнущихся артритных «ходулях» (а как еще их называть? Ведь, вроде бы, ноги и твои, да только ты им не совсем уже и хозяин). Иосиф Виссарионович остановился и провел рукой по своим, зачесанным назад, густым темным волосам, в которых побивалась седина.

— Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий! — напыжившись, как индюк, умудрился выдавить я. В спине что–то громко хрустнуло от усердия придать своей сутулой спину большую «вертикальность и вытянуться «во фрунт». — Полковник Рез… — выдал я по накатанной «привычке», вбитой годами службы в МГБ и КГБ, а после неожиданно «завис». Какой я, нахрен, полковник? Какой, к чертям, службы? Здесь, в этом безумном мире «меча и магии» я — никто! Да и зовут меня — никак…

— Что же вы замолчали, товарищ Резников? — добродушно усмехнулся Иосиф Виссарионович. Видимо ужимки такой древней развалины выглядеть бравым офицером его нимало позабавили. — И вам желаю здравствовать, уважаемый Илья Данилович! — Сталин сделал несколько стремительных и пружинистых шагов, так не вязавшихся с его образом и возрастом, в мою сторону и протянул руку. Вот так просто! Мне! Сам! Иосиф Виссарионович! Как равному! И я пожал его крепкую ладонь, спокойно, корректно, но и осознавая все значение этого рукопожатия.

— Спасибо, товарищ Сталин! — Мой голос окончательно сел, хорошо, что еще «петуха» не дал. Вот это был бы конфуз! Но сердце и без того грозило проломить грудную клетку, давление зашкалило — сами понимаете важность момента!

Когда Верховный отпустил мою руку, я пошатнулся. Ноги совсем заклинило, ни туды, твю медь, ни сюды! Да еще, похоже, что и спину защемило. Сталин ловко подхватил меня под локоть, не давая свалиться на пол.

— Простите, товарищ Сталин… — виновато просипел я. — Годы, тудыть их в коромысло!

— Это вы меня извините, товарищ Резников, — произнес вождь, помогая мне добраться до ближайшего стула, на который я и «упал» со страшным хрустом в суставах, но с большим облегчением. — Кто не уважает старшего, тот сам недостоин уважения! Еще раз извините, Илья Данилович, что сразу не предложил вам сесть!

— Товарищ Сталин, Иосиф Виссарионович… разрешите обратиться? — Попытался приподняться со стула, но был мягко остановлен вождем, положившим руку мне на плечо.

— Сидите, Илья Данилович. Внимательно вас слушаю!

— Просьба… у меня… одна…

— И какая же? — заинтересованно произнес Сталин.