Мысль о том, что Реутов — мой дед, настойчиво зудела где-то в подсознании. Не могу сказать, будто такой поворот добавил мне ответственности за судьбу Алексея Ивановича. Вообще нет. Даже наоборот, стало любопытно, дойдем ли мы с Реутовым до почётного звания разведчика, или нам всё-таки кто-нибудь особо нервный оторвет голову. А еще появилась хитренькая мыслишка.
Раз я в будущем родился, мать моя тоже чувствовала себя неплохо, то, значит, и дед вполне нормально пережил тяжелые времена. Мне бы, конечно, сильно не хотелось проверять степень этой «нормальности», учитывая предстоящие четыре года, которые грядут, но, как минимум, я останусь жив. Даже какой-то авантюризм во мне проснулся. Стало любопытно, что из себя представляет карьера деда в роли резидента. Видимо, раздолбайство — это у нас в крови. И вовсе не по отцовской линии. Вот с такими мыслями я заснул, когда пришёл обратно в спальню, насидевшись вдоволь на крыльце. Проснулся — совсем с другими. С матерными.
— Подъем, черти! Подъем! Чертяки, ну-ка встали!
Голос Шипко сработал хуже самого мерзкого будильника. Меня аж прострелило. Подумал, ну, все. Пожар, потоп, возможно глобальный апокалипсис наступил.
Орал сержант государственной безопасности так, что в ушах звенело. А еще очень сильно хотелось взять подушку и швырнуть ее нашему куратору в рожу. Чтоб заткнулся.
— А! Что?! Где?! Я не трогал! Я не брал! — Зайцев с перепугу вытаращил глаза, вскочил с кровати и, запутавшись ногами в одеяле, полетел вместе с этим одеялом носом вперед, прямо под ноги Панасыча, который замер посреди спальни с довольной улыбкой на своей круглой физиономии.
— Да ё-моё… — Протянул Подкидыш. — Еще не рассвело даже. Ну, Вы чего…
Кстати, насчёт «не рассвело» — верное замечание. За окном еле-еле начало светлеть. Теоретически, времени сейчас — где-то около пяти, может, шести утра.
Ванька натянул одеяло на самые уши, перевернулся на бок и попытался сделать вид, будто внезапно оглох. По любой другой причине не реагировать на орущего Шипко было невозможно.
— Разин, твою ж налево! А нук! Подъем! Упал! Отжался! — Гаркнул Панасыч.
Воспитатель переступил через барахтающегося на полу Василия и в два шага оказался рядом с кроватью Подкидыша. Василий, кстати, вообще спросонья не мог сообразить, какого черта у него не получается принять вертикальное положение. А потому бестолково брыкался ногами и размахивал руками, отчего запутался в одеяле окончательно.
— Разин! Встать, я сказал! — Проорал Шипко прямо над головой Подкидыша.
Однако, Ваньку это не проняло. Он сунул голову под подушку, наверное, чтоб хоть как-то сохранить себе слух, и в наглую отказывался просыпаться, всем своим видом демонстрируя, куда именно может проследовать Панасыч.
Посыл Ивана был понятен без слов, в том числе и самому товарищу сержанту государственной безопасности. Остальные пацаны с любопытством наблюдали за развитием событий. Даже с азартом. Мне кажется, была бы возможность, они бы начали делать ставки, кто кого вздрочнёт, Ванька Панасыча или Панасыч Ваньку.
— А-а-а-а-а…Бунт, значится…Ну, хорошо… — Подозрительно спокойным тоном высказался Шипко.
Он вдруг резко развернулся на месте и вышел из спальни.
— Охренеть…А что, так можно было? — поинтересовался я, сидя на постели и глупо хлопая глазами, словно очумелый филин. — Просто не вставать и все? И никаких карательных мер?
Вообще, конечно, я бы с удовольствием еще поспал. Веки горели огнем и тяжёло поднимались. Упасть обратно на подушку хотелось просто до одури. Ибо нечего сидеть по ночам на крылечке и думать о дебильных снах деда. Может, они мне вообще снятся по старой памяти. Типа, остаточное явление.
— Он ушёл… И как быть? Встаем? — Недоверчиво спросил Бернес, а потом посмотрел на меня.
Именно на меня. Будто я решал, что должен делать каждый из детдомовцев. Отлично. Постепенно набирается электорат.
Ответить я не успел. Дверь в комнату снова распахнулась. Даже не распахнулась, а с грохотом отлетела в стену. Удивительно, как петли остались целы. По спальне, в направлении кровати Подкидыша, промаршировал Шипко. На лице у него была радостная улыбка, в руках — ведро, полное воды. И первое, и второе вызывало смутное сомнение, что Николай Панасыч — человек вовсе не с короткой памятью. Наглость Ивана в свою сторону он не забыл и скорее всего вообще не забудет. Более того, сделает сейчас все, чтоб Подкидыш тоже хорошо запомнил, как нужно и как не нужно вести себя с куратором.
С ходу, оказавшись рядом со своей целью, сержант госбезопасности просто взял и перевернул ведро вверх дном. Это было мощно… Получился самый настоящий Ниагарский водопад.
— Млять!!! — Ванька подскочил на месте. — А-а-а-а-а! Етическая сила!
Реально подскочил. Вот прямо как лежал, так его вверх и подкинуло. Он сел на кровать, оголотело покрутил головой. Потом, наконец, понял, откуда пришла беда, и вылупился на довольного Панасыча, при этом беззвучно открывая рот. Видеть Подкидыша, у которого закончился словарный запас, было непривычно. По Ванькиному лицу стекала вода, которая, судя по его же сильно округлившимся глазам была ледяной.