Позывной «Курсант» — 3

То есть, получается, что? Получается, я реально становлюсь дедом, если сознание начало выдавать его воспоминания за мои?

— Твою мать… — я потряс головой и легонько шлепнул себя ладонью по лбу, будто это могло помочь.

Таких сюрпризов еще не хватало! Если произойдёт полное, так сказать, слияние, на обратное возвращение у меня вообще не останется никакой надежды. Вообще! Я, в принципе, уже перестал об этом думать и на это рассчитывать, но в глубине души всё-таки возилось что-то крохотное, что-то рвущееся обратно, в родную, привычную жизнь. Ну не дитя я довоенного Союза! Чужой он мне.

— Реутов! — Панасыч, который за несколько минут моего ступора утопал вперед, остановился и развернулся ко мне лицом. — Ты чего там застыл? Ноги отказали?

— Да так. Ничего, — ответил я хмуро, а затем ускорился, догоняя чекиста.

Хотя на душе теперь скребли кошки. Оно и до этого не сказать, чтоб сплошной позитив, но сейчас поднакрыло особенно сильно.

— И как думаешь, может ли Антон Семенович быть врагом советского народа? — снова поинтересовался Шипко.

Вот ведь докопался со своим Макаренко. Мне какая разница, кто он. Но, естественно, вслух я этого не сказал. Просто пожал плечами молча. Мои мысли сейчас были очень далеко от темы разговора.

— А чем Антон Семёнович-то не угодил? Его к врагам народа точно сложно привязать. Беспризорников вон, на путь истинный наставлял. — Выдал я что-то более-менее подходящее. Иначе Панасыч, похоже, не отстанет.

— Не помнишь, все-таки… — сам себе кивнул Шипко. — Многовато у тебя провалов в башке, Реутов. Ну, к примеру, была ситуация здесь, в «дзержинке». Не так давно, кстати, пару лет назад. На заводе у некоторых мастеров стали пропадать из шкафчиков инструменты. На их тумбочках висят амбарные замки, но «коммунары» все же наловчились вскрывать их без особого труда. Антон Семенович тут же оценил ситуацию и предложил мастерам снять злополучные замки. Оставить шкафчики открытыми. И вот что интересно — кражи сразу прекратились.

— Ну? Это же прекрасно. Замечательная атмосфера братства, товарищества, душевной щедрости. И доверия, видимо, — буркнул я.

Навязчивое желание Шипко продолжать этот разговор выводило меня из состояния равновесия.

— Думаешь? Ну, вообще-то, он, конечно, воспитанников всегда поддерживал. После выпуска «дзержинцы», поступившие в вузы и техникумы, получали раньше от коммуны стипендию. Безусловно, для них это было большим подспорьем. А вот приходом нового заведующего, сменившего Антона Семеновича, эти стипендии были отменены. Думаю, что Макаренко не одобрил бы такого решения…

— Николай Панасыч, что вы хотите сказать? Вы ведь к чему-то конкретному ведете. Сколько можно про Макаренко? То ли он — враг, то ли он — молодец, не понятно. А еще больше не понятно, при чем тут я? Мне казалось, мы стали чуть более откровенны друг с другом.

Я не выдержал. Вовсе не потому, что не хватило терпения. Мог бы и дальше послушать, не убудет. Нет, дело не в этом. Просто мы уже прошли часть территории и двигались к дому, где жили «коммунары», и пока что ни одно здание, находившееся в поле зрения, даже отдаленно не напоминало мне сарай, который я видел во сне. Плюс только что всплывшей воспоминание. В общем, я нервничал. А тут — Шипко со своим Макаренко.

— Так может и ты тогда объяснишь мне, Реутов, кое-что… — Панасыч неожиданно остановился, а потом вдруг ухватил меня за плечо и резко повернул к себе. — Ты не можешь не помнить Макаренко! Тебя в эту коммуну определили не просто так. В то время сюда активно отправляли неполноценных детей с отклонениями. Вернее, пытались. Но Антон Семенович категорически этому противостоял. Он хотел создать место, где на путь исправления встанут именно беспризорники. Уличная шпана, так сказать. Малолетнее ворье. Он хотел доказать своим примером, что каждый человек может стать полноценным членом общества. А ты ведь, Реутов, не был ворьем. И беспризорником тоже не был. Родители твои вполне известны. Не на улице тебя нашли. Никогда не задумывался, почему именно сюда? Или ты вообще ничего не помнишь, а? Так я расскажу.

Шипко еще крепче сжал пальцами мое плечо, а потом с силой тряхнул меня. Взгляд у него был злой. Очень. И не подумаешь, что этот человек всего лишь несколько минут назад разговаривал со мной спокойным голосом, вел себя, как адекватный. Столь неожиданный перепад настроения выглядел, честно говоря, самым настоящим приступом безумия, которое вдруг приключилось у чекиста. Может, он и правда звезданутый? А что? Ходил более-менее тихий, а сейчас просто обострение у человека. Конечно, не сезон для таких вещей пока что. Зима на дворе. Но, хрен его знает, как там у шизофреников происходит.