Позывной «Курсант» — 3

— И ты представляешь, товарищ Шипко, эти идиоты берут Эйтингона и его группу под наружное наблюдение, а не понимают, что имеют дело с профессионалами. Сам Эйтингтон десять дней как в Москве. Ну ты понял. Ничего не делает. Просто сидит дома. Оперативный отдел установил за ним постоянную слежку, его телефон прослушивается. И тут мы встречаемся с ним на улице. Знаешь, что он мне сказал? Знаешь? Он сказал: «Коля, ты ведь ведь в курсе, как я работал. Ну вот пожалуйста, доложи своему начальству: если они хотят арестовать меня, пусть сразу это и делают, а не устраивают детские игры». Вот, что значит старая школа!

Клячин высказался, откинул голову назад и громко расхохотался.

Не знаю, может, дело в самовнушении, но после вопросов Шипко и его намеков на то, что товарищ старший лейтенант госбезопасности мне мне совсем не товарищ, дядя Коля стал видеться совсем в другом свете. И лицо у него какое-то подозрительное, и голос раздражающий, и смех дурацкий.

А еще вдруг вспомнилось первое впечатление, которое произвёл на меня Клячин. Волк, дикий и голодный. С чего это вдруг я начал видеть лишь овечью шкуру, натянутую поверх натуры хищника, понятия не имею. Наверное, дело в том, что Бекетов в моем восприятии большая гнида, чем Николай Николаевич. Вот я и расслабился, позволив себе относится к Клячину хорошо. А зря. Только теперь совершенно непонятно, когда я смогу нормально поговорить с Шипко и выяснить, что же он хотел рассказать. Потому что непонятно, какого черта вообще происходит. Зачем здесь появился Клячин?

— Нет, ты представляешь, Алексей! — он обернулся и через плечо посмотрел на меня, предлагая поддержать разговор. — Хотели они прожженного разведчика под наблюдением держать втихаря! Да он их сразу выкупил. В первый же день.

Я натянуто улыбнулся. Но только по той причине, что от меня ожидалась именно такая реакция. Хотел бы искренне подержать веселье Клячина, вот только понятия не имею, что за Эйтингон такой и почему Николаю Николаевичу весело от того, что за этим Эйтингтоном следят. По мне, вообще ничего веселого, когда за человеком ходят сотрудники НКВД.

Ну и конечно, единственная эмоция, которую я ощущал в данный момент, это напряжение. Причём напряжение, которое зрело не только внутри меня. Оно буквально искрило в воздухе, пробегая невидимыми разрядами электричества, от Клячина к Шипко, от Шипко к Клячину. И периодически перескакивало на меня.

Панасыч, кстати, тоже не смеялся. Он был максимально сдержан и даже хмур. Причина его состояния крылась, само собой, в Клячине. Вернее, в поведении дяди Коли.

Пока еще ничего не происходило, но при этом было вполне очевидно, непременно должно произойти. Имею в виду, не происходило ничего, связанного со мной, поездкой в коммуну, с Клячиным. Даже тема эта не поднималась. Мы все трое изображали какую-то крайне нелепую сценку, в которой каждый знает, что надо говорить на самом деле, но вслух произносит совсем другие слова.

Свое появление Николай Николаевич объяснил… никак. Вообще. Будто наша компания не под Харьковом встретилась, а где-то на Московской улице. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что и мы себя вели точно так же. В итоге, со всех сторон разыгрывался спектакль, но все понимали, он вот-вот подойдёт к концу и тогда финал может получится хреновый.

Сдаётся мне, Шипко сразу это оценил, но отчего-то решил подыграть Клячину. Я, естественно, придерживался той же линии.

— Вот как… — тихо высказался он, когда мы вышли за ворота и увидели идущего навстречу Николая Николаевича.

Причем высказался не для меня, а для самого себя. Такое ощущение, что появление этого, конкретного чекиста Шипко удивило, но несильно. И удивление такое было, сомнительное. Не в плане: «О, боже! Как неожиданно!», а скорее: «Хм… Неужели ума только на это хватило?»

— Предполагаю, вы данной встречи не планировали? — так же тихо спросил я.

— Ну, скажем, она не входила в расписание сегодняшнего дня. Коробку прибери вон, под куртку. Чего ты ей размахиваешь, как знаменем полка? — ответил чекист, а потом ускорил шаг, направляясь к Клячину.

Сначала взгляд у дяди Коли был очень выразительный. Я, честно говоря, внутренне приготовился к смертоубийству. Потому что уже видел подобные взгляды у товарища старшего лейтенанта госбезопасности. Шальное, дурное веселье. Вот как оно выглядело. Похоже на пьяный азарт, когда так и хочется дать кому-нибудь в морду. В случае с Клячиным речь, конечно, не о простой драке. Сталкивались, знаем.

С другой стороны, в двух шагах от коммуны, можно сказать, среди бела дня, будет очень странно, если два чекиста сойдутся в смертельной схватке. Черт… Сравнения-то какие в голову лезут пафосные… В любом случае, это совсем уж лютая дичь получится.

Видимо, понимал столь очевидную истину не только я. Чем ближе подходил Николай Николаевич к нам, тем спокойнее становилось его лицо. Он, похоже, просто-напросто взял себя в руки.