Позывной «Оборотень»

Иевлев даже не успел кивнуть, когда парень бесшумно исчез среди деревьев, словно растворившись. Удивлённо осмотревшись, полковник только восхищённо покачал головой, проворчав себе под нос:

– Вот ведь привидение с моторчиком.

Но к его удивлению, парень оказался полностью прав. Дежурная машина, такой же старый рыдван, как и личный транспорт самого полковника, надсадно завывая изношенным двигателем, подкатил к полковнику, и выскочивший из него инструктор по стрельбе быстро доложил:

– У нас ЧП, господин полковник. Кутята решили дуэль устроить, на «марголиных».

– Что значит дуэль? А ты куда смотрел? – растерялся полковник.

– Пока одной группой на рубеже занимался, остальные начудить успели.

– А патроны где взяли? – зарычал в ответ Иевлев.

– Там же, на линии подготовки. Кто ж знал, что у офицеров хватит ума оружием баловаться?! – покаянно опустив голову, ответил бывший снайпер.

– Сколько трупов? – собравшись с духом, спросил полковник.

– Только один раненый.

– Слава богу. Я уж подумал… Тяжело?

– Плечо прострелено.

– Поехали. Нашего эскулапа вызвали?

– Уже ковыряется.

– Ну, тогда поехали разборки учинять, – мрачно усмехнулся полковник, решительно направляясь к своей машине.

* * *

Отказ подопытных выполнять такую нужную и, можно сказать, приятную во всех отношениях задачу профессор Лихтман воспринял как прямое оскорбление. Сидя в своём кабинете, Роберт Карлович с тихой ненавистью пялился в экран монитора, мечтая выжечь мозги всему этому стаду, молча валявшемуся на своих кроватях.

Идея о применении хирургического вмешательства для подчинения участников эксперимента своей воле давно уже не давала ему покоя, но он отлично понимал, что, получив вместо отряда бойцов кучу безвольных кукол с замашками маньяков-убийц, генерал, недолго думая, поставит к стенке всех научных сотрудников этого проекта, начиная с самого профессора. А такой расклад Лихтмана ни в коем случае не устраивал.

Идея лоботомии была не нова. Весь серьёзный научный мир знал о подобных экспериментах ещё со времён Второй мировой войны. Сам профессор впервые услышал о подобных опытах, будучи ещё мальчишкой, от своего отца. А тот от деда, вывезенного из Германии профессора медицины, работавшего на тогдашнее правительство Третьего рейха. Чувствуя, что проигрывают войну, фашисты пустили в ход всё, что только могли.

Одним из таких аргументов и стал проект по изготовлению смертников. Люди-торпеды управляли небольшими снарядами, начинёнными взрывчаткой, выводя их в борта проходящих мимо военных кораблей противника. Не имея под рукой так хорошо подготовленных патриотов, как это было в Японии, немецкое командование приняло решение использовать военнопленных, знакомых с тонкостями использования аквалангов.

Операция была отработана до мелочей. Через глазницу скальпель проникал в лобные доли мозга, рассекая участки, отвечавшие за волевые качества пациента. Потом объект подвергался обработке морфином, и через месяц получался готовый смертник. Дед профессора частенько говаривал, что самыми сложными для обработки всегда были выходцы из границ бывшей Российской империи.

Сам дед служил ещё в кайзеровской армии, военным хирургом, и отлично знал, о чём говорил. Оказавшись в руках бойцов СМЕРШа, а потом и МГБ, он быстро понял, что шутить господа коммунисты не собираются и за отказ сотрудничать запросто могут прислонить к стенке всё семейство. Благо вместе с профессором им в руки попали и все научные наработки деда.

Именно его открытия и последующая работа в ведущих закрытых лабораториях спасли и самого Роберта Карловича. Дед, не скрывая, готовил себе замену, передавая многие вещи не в письменном, а в устном виде, заставляя внука запоминать объём информации, которым можно было заполнить не одну общую тетрадь. И всё это на немецком и латыни. Именно от деда юный Роберт получил своё первое образование и презрительное отношение ко всем народам, населявшим Россию, вообще и к русским в частности.

Но как ни мечтал профессор о проведении подобной операции над всеми участниками эксперимента, это было невыполнимо. Лишить собственной воли бойцов, изначально предназначенных для решения боевых задач в автономном режиме исполнения, было невозможно. Это означало бы подставить под удар не только весь проект, но и собственную жизнь. А расставаться с жизнью профессор совсем не собирался.

Больше того, он продолжал лелеять надежду вырваться из этой страны и вернуться обратно, на родину предков. Но возвращаться в родной фатерлянд с пустыми руками, даже имея звание профессора, означало отбросить себя на исходную точку. Гораздо выгоднее оказаться там, имея на руках готовые результаты серьёзного открытия. Тем более что проводить подобные эксперименты на людях там, в Европе, ему никто не позволит. Слишком велико было влияние всяких правозащитников и тому подобных демократов.