Когда мы уже выехали с территории кладбища, я увидел молодую женщину в черном платье. Она сидела на лавочке на автобусной остановке. Рядом с ней сидела маленькая девочка в белом платье и черных лакированных туфельках. У девочки были румяные щеки, золотистые волосы и дырка в горле. Я помахал ей рукой. Лиз этого не заметила; она дожидалась, когда в потоке машин появится просвет, чтобы повернуть. Я не сказал ей о девочке на остановке. В тот вечер Лиз не осталась у нас, ушла сразу после ужина – то ли на дежурство, то ли просто к себе домой, – и я чуть было не рассказал обо всем маме. Но в итоге все-таки не рассказал. В итоге я удержал при себе эту малышку с золотистыми волосами. Позже я сообразил, откуда взялась дырка у нее в горле: видимо, девочка подавилась едой, начала задыхаться, ей разрезали горло и вставили трубку, чтобы она могла дышать, но было уже слишком поздно. Она сидела рядом со своей мамой, и ее мама об этом не знала. Но я знал. Я видел. Когда я ей помахал, она помахала в ответ.
Когда мы ели мороженое в «Ликети сплит» (Лиз позвонила моей маме и сообщила, где мы и чем занимаемся), Лиз сказала:
– Твое умение… это, наверное, так странно. Так
Мне хотелось спросить, не страшно ли ей смотреть ночью на небо, зная, что звезды тянутся в бесконечность, но я не стал ничего спрашивать. Просто ответил «нет». Даже к чуду можно привыкнуть. А привыкнув к нему, ты воспринимаешь его как должное. И невольно перестаешь удивляться. В мире много чудесного, вот и все. Оно повсюду.
Скоро я расскажу о втором случае, когда Лиз забрала меня из школы, но сначала надо рассказать, как они с мамой расстались. Это было кошмарное утро, уж поверьте мне на слово.
Я проснулся еще до будильника, от маминых криков. Мама и раньше кричала и злилась на Лиз, но никогда не кричала
– Ты принесла его ко мне в дом? Где я живу с
Лиз что-то ответила, но очень тихо, и мне было не слышно.
– Ты думаешь, для меня это имеет значение? – крикнула мама. – В полицейских телесериалах это называют
– Не устраивай драму, – сказала Лиз. Уже громче. – Не было ни малейшего шанса, чтобы…
–
– Да что ты заладила со своим грузом? У нас тут не серия «Закона и порядка»! – Теперь Лиз тоже кричала. И злилась. Я стоял, прижавшись ухом к двери своей спальни. Стоял босой и в пижаме, с бешено колотящимся сердцем. Это был не обычный спор, и даже не ссора. Все было гораздо серьезнее. И хуже. – Если бы ты не шарила у меня по карманам…
– Я не шарила у тебя по карманам! Я хотела сделать тебе
– Совсем недолго. Парня, которому принадлежит этот пакет, сейчас нет в городе. Он возвращается завтра…
–
Лиз что-то ответила, но очень тихо, и я не расслышал.
– Но зачем было тащить его к нам? Не понимаю. У тебя дома есть оружейный сейф, вот и оставила бы его в сейфе.
– У меня нет… – Лиз резко умолкла.
– Чего нет?
– Оружейного сейфа. А у нас в доме были квартирные кражи. К тому же на этой неделе я все равно каждый день у тебя. Вот я и подумала… чтобы лишний раз не мотаться…
–
На это Лиз ничего не сказала.
– У тебя дома нет оружейного сейфа. О чем еще ты мне врала? – Теперь в мамином голосе не было злости. Теперь в нем слышалась только обида. Как будто мама сейчас заплачет. Мне хотелось выйти на кухню и сказать Лиз, чтобы она оставила мою маму в покое, пусть даже мама сама начала разговор, когда нашла у Лиз в курке какой-то
Лиз что-то пробормотала в ответ.
– Поэтому у тебя и проблемы на службе? Ты сама тоже употребляешь, а не просто… не знаю…
– Я не употребляю и не распространяю!
– Но ты его кому-то передаешь! – Мама снова повысила голос. – По-моему, это и значит
– Там не два фунта, – хмуро проговорила Лиз.
– Я с раннего детства помогала отцу взвешивать мясо на рынке, – сказала мама. – Если я беру в руку два фунта, мне сразу понятно, что это два фунта.
– Я его унесу, – сказала Лиз. – Прямо сейчас.