PR для братвы

«Еще бы, за какие-то полчаса обмануть кротовских бандитов, случайно кинуть судью Репкина на десять косарей, поставить на место сучек-адвокатесс и поиметь в общей сложности двадцать шесть тысяч семьсот долларов — кому еще такое удастся!» — думает Чернявенький, и ему не терпится пощупать упругую упаковку.

Оглядывается: никого нет. И, поджав живот, Юрик сует ладошку под тугую резинку. Вот она, нагретая телом плотная толстая пачуха. Как приятно тискать ее и поглаживать пальцами, ощущая все ее шероховатости.

И самое главное, что и ей приятны эти прикосновения, она сворачивается в колбаску, дергается и рвется наружу.

«Сейчас, милая, потерпи еще двадцать секунд, осталось только завернуть за угол и забежать на третий этаж…»

— Ты где был, урод? — неожиданно из-за угла появляется Равиль и замахивается упаковкой баночного пива.

Вслед за татарином выскакивает Макарыч, передергивает затвор «пээмки» и готовится к прыжку.

Неудачно выдернутая рука рвет резинку, и из трусов начинают вываливаться купюры, превращаясь в неприятную липкую жидкость, пачуха быстро худеет и становится мягкой и тощей, как лопнувший воздушный шарик.

— А-а-а! — орет еще несколько секунд назад счастливый обладатель баксов и, уворачиваясь от запущенной в голову пивной упаковки, в холодном поту… падает со скрипучей панцирной кровати. Сон моментально улетучивается. Луна через маленькое окно льется в комнату, легкий сквознячок шелестит листками календаря с изображением дядюшки Сэма на зеленом долларе.

Юрику становится холодно, он забирается на кровать и укутывается одеялом. Его все равно трясет, рука машинально лезет в трусы, но там влажно и липко. Вспоминается анекдот от армянского радио: «Чем отличается менструация от демонстрации?.. — Тем же, чем поллюция от революции!..»

— Ты что так дрожишь? — участливо спрашивает дядюшка Сэм.

— Да вот, что-то знобит, — смиренно отвечает удивленный Чернявенький.

— Это петушиный озноб, — объясняет дядюшка, медленно превращаясь в татарина. — Ты типа еще не подмылся? Иди, приготовься к посвящению в пидоры, ты как бы для этого уже созрел. Крыса!

— За что, Равильчик? — скатываясь с кровати и грохаясь на колени, с трясущейся челюстью и со слезами на глазах произносит Юрик…

Но дядюшка Сэм беспристрастно молчит и только слегка колышется под звездно-полосатым флагом.

Теперь уже точно не до сна. Одев старый с прожженным рукавом ватник, Юрочка выходит на крыльцо. Прошло уже более полугода после того, как он сдал всех бандитов убэповским майорам, но кошмары с регулярным постоянством возвращаются каждую ночь. И всегда они начинаются с чего-нибудь приятного, а чаще всего — с зеленых купюр.

Иногда является женушка Наташка, прижимается в страстном порыве, шепчет ласковые слова и неожиданно обращается в папочку — судью Репкина, который, нежно поцеловав, тут же начинает требовать свой украденный сейф.

Чаще снятся чеченцы. Они сажают Чернявчика в ванну и с кавказским акцентом гогочут, а Руслан с гордой улыбкой включает горячую воду.

— Где «девятки»? Где «девятки»? — истошно кричит Вадик, заводит мотор своего «мерседеса» и начинает наезжать, а Таня-Галя, злорадно улыбаясь, подталкивают под черный бампер.

Бывает, появляются майоры, тыкают в морду своими ксивами и ведут в тюрьму, а Крот в камере уже радостно потирает ладони и кричит:

— Твое место у параши, овца!

— Только не туда! — упирается Юрик.

— Три тонны баксов, — спокойно сообщают свои расценки мусора и жадно рвут зубами московский полукопченый сервелат…

Очень редко, но с гнетущей периодичностью, в кошмарах неожиданно являются все «бантики». Юрочка старается собрать по полу разбросанные купюры, засовывает их быстро за спину опять же в трусы, а они тут же превращаются в пахучий понос. Равиль морщится и отступает, а Юрик, в ужасе просыпаясь, бежит на двор и полощет нижнее белье в стоящей под водосточной трубой бочке…

А следователь, Любовь Павловна, все вопросы неудобные задает:

— Откуда у вас, гражданин потерпевший, такие суммы страшные появились?

— Из «ПиАстробанка», — смущенно врет Чернявенький.

4

Костров со статьей «Все на выборы» уже ознакомился, он сам ее три дня назад заказал одному модному, можно сказать, популярному журналюге. Беседовали за столиком в «Континенте», директор ресторана их познакомил.

— Пятьсот зуе… — томно произнес писклявым голосом яркий, в смысле окраски, представитель пишущей братии и кокетливо повел голубоватыми глазками.

Андрей не сразу понял, что такое «зуе» и вопросительно взглянул на двуполого собеседника.

— А чем я хуже валютных путан? — кривляясь, произнесло существо. — Они за час сто зеленых имеют, а мне всю ночь трудиться.

На мгновение представив, как Оно может по ночам трудиться, кандидат тут же чуть не блеванул и уже хотел было послать Это на три буквы, но растерялся, не зная, как произнести: «Пошел на…», «Пошла…» или «Пошло…». Подавив раздражение, Костров, которого уже достаточно пополоскали в печати как активного представителя известной в городе ОПГ (организованной преступной группировки), брезгливо швырнул на стол пять соток.