Pr-менеджер для Яги (СИ)

Для этого субъекта все буйство красок свелось к игре багряного с алым. И день за днем работать в таких условиях? Господи, занесло неизвестно каким образом к агрессору и абьюзеру.

А, может, это дама. На подставке для обуви (что она-то здесь делает?) я заметил зонтик с кружевами, а прямо посередине стола красуются высокие алые сапожки на каблуках.

Заскрипели ступени, распахнулась дверь, а я все еще не мог нормально стоять и оперся на стол. В комнату влетела фурия. И в буквальном смысле забулькала: звук начинался у нее в груди и там же обрывался, не доходя до горла. Мои ноги снова стали разъезжаться в разные стороны.

Я знаю, что фуриям полагается быть обворожительными, разъяренными, нагими и чуток опасными. У нее было все, кроме первого пункта.

Примерно одного со мной роста, то есть выше метра восьмидесяти, с всклокоченными мокрыми волосами, эта кавалерист-девица крепко сжимала в руках посох, расписанный полустертыми рунами. Но не только дубинка привлекла мое внимание. Нельзя было не заметить, что дама почти не одета.

На ее объемных формах сорочка цвета чайной розы терялась и выглядела не по размеру. Очевидно же, вся ткань сбилась на талии. Так оплошать можно разве что делая свой первый заказ на AliExpress. Сняла бы тогда уже эту безобразную тюль с окна и замоталась в нее.

И главное, почему меня так это беспокоит, я никогда не интересовался девушками, которые так щедро зашкаливают за «ХL». В Москве на выходные меня ждет Алена.

— Все дело в цвете, — решил я. — Эта чертова сорочка диссонирует с кабинетом. И фурия смотрится пришельцем в собственном доме. Хотя дело обстоит ровно наоборот — пришелец я, и она мне не рада. Иначе вряд ли бы смогла так натурально имитировать отдаленный рокот водопада.

Если фокусировать взгляд на точке за ее плечом, то я смогу преодолеть неловкость и быстрее наладить контакт, то есть развязать язык. Неважно себе или ей: главное, что сниму это нездоровое напряжение.

В это время она как раз закончила булькать и направила на меня палку-жезл.

— Убирайся! Убирайся туда, откуда пришел! — заорала она — Заклинай, дубина, чего медлишь?

«Это она не только мне… Это она с палкой — и вон как громко, не немая, значит», — успел подумать я и тут ей ответил посох.

— Уймись, видишь человек с дороги. Не буду я его толкать, а жечь тем более. Ты его лучше накорми да спать…

Странная тетка размахнулась и ухнула палку о стену справа: так, под эту руку лучше не попадаться, посох аж заскрипел и предпочел замолчать. Мне очень хотелось сделать то же самое, тихонечко лечь и не разговаривать. Приехали, перебор.

С другой стороны, даже в этой заварушке — ну ни дать ни взять ожившие сказки народов мира — природа брала свое. В моем случае это означало, что ко мне возвращается способность излагать мысли, не давая собеседнику собрать свои в кучку.

— Вы знаете, я бы с радостью, я вообще не понимаю, что я тут делаю. Не собирался вам мешать, нарушать планы, личные границы. Но в камин я обратно не полезу. Вам знакома клаустрофобия? — я нес околесицу, рассчитывая, что звук собственного голоса приведет меня в чувство и я стану соображать быстрее. — Не каждый день встретишь мужчину у себя в кабинете, но есть и хорошая новость — я не собираюсь у вас задерживаться.

Я слегка развел руками — правильная жестикуляция нужна для удержания внимания аудитории не меньше, чем интонация — немного опустил глаза и заметил, что одежды на мне, как и на хозяйке помещения, скорее нет.

Я умудрился объявиться здесь в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Удивительно, оно не так уж сильно съехало набекрень во время полета в … печи и после всех остальных кульбитов.

Господи, на этот раз мы замолчали оба — мокрые, плюс минус голые. Я — раздосадованный нелепостью ситуации, в которой невозможно сохранить невозмутимость. Она — ну, кто же знает, что на уме у фурии, у которой нет вкуса ни в интерьере, ни в одежде.

Я было рискнул заговорить вновь, но ее сорочка принялась менять цвет.

Вишневое пятно разрасталось по подолу: за несколько секунд от элегантного и неброского бежево-розового не осталось и следа. Женщина безуспешно пыталась натянуть повыше разъехавшийся в зоне декольте отвратительный кричащий, почти бурый, велюр. Мне стало больно на это смотреть.

— Послушайте, муслин шел вам больше. Темная вишня — не ваш цвет, выкиньте вы весь этот бархат, — с чего я так распереживался, в тот момент я не отдавал себя отчета. Наверное, шок на время сделал из меня эстета.

— Допустим, ваше полотенце тоже уже не полотенце, — хмыкнула она в ответ. В этом замечании мне послышалась легчайшая степень сочувствия, только я не знал, стоит ли этому радоваться и боялся посмотреть вниз. — Это все кольцо Примирения. А вы почти упираетесь в него… эээ… ну, упираетесь нижней частью.

— Это значит, что пол, то есть половая принадлежность, у вас может измениться на какое-то время, повторить мою — продолжила хозяйка. Голос у нее низковат, но не до такой степени, чтобы резать ухо. С хрипотцой, как я люблю. Хотя заслушиваться сейчас не стоит.