Прабхупада. Человек. Святой. Его жизнь. Его наследие.

Как-то вечером во время лекции в храм ворвался парень и объявил, что на Хейт-стрит вот-вот начнется бунт. Свами должен немедленно выйти, обратиться к толпе и всех успокоить. Мукунда вмешался и сказал, что Свамиджи никуда не пойдет, там обойдутся и без него. Но юноша глядел Свамиджи прямо в глаза и словно ставил ему ультиматум: если Свамиджи сейчас же не выйдет, начнется бунт, и вина за это ляжет на Свамиджи. «Да, я готов», — сказал Свамиджи, словно собирался выполнить его требование. Но никто никуда не пошел, и никакого бунта не было.

Обычно во время киртана по крайней мере один из присутствующих начинал танцевать, любуясь собой и не обращая внимания на всех остальных, при этом он порой доходил до такой степени неприличия, что Свамиджи приходилось его останавливать. В один из вечеров, еще до того как Свамиджи спустился вниз, какая-то девушка в мини-юбке во время киртана начала извиваться и кружиться. Кто-то из учеников Свамиджи поднялся к нему и спросил, что с ней делать. Тот ответил: «Не обращайте на нее внимания. Пусть она отдает свою энергию Кришне. Я скоро спущусь и посмотрю сам». Когда Свамиджи пришел в храм и начал новый киртан, девушка, которая была неимоверно худой, снова начала извиваться и кружиться по комнате. Свамиджи открыл глаза и увидел ее; он нахмурился и посмотрел на своих учеников, выказывая неудовольствие. Одна из женщин подошла к девушке и вывела ее на улицу. Через несколько минут девушка вернулась, одетая в мужские брюки, и танцевала уже более сдержанно.

В другой раз Свамиджи сидел на своем месте, читая лекцию в битком набитом храме, когда одна упитанная девица, сидевшая у окна, вдруг вскочила со своего места и начала истошно кричать. «Эй, вы! Долго вы еще собираетесь там сидеть? — вопила она. — Что вы еще намерены делать? Вставайте! Вы хотите еще что-то сказать? Что вы собираетесь делать? Кто вы, вообще, такой?» Ее выходка была настолько неожиданной, а слова такими дерзкими, что все продолжали сидеть в растерянности, не зная, что предпринять. Без тени гнева на лице Свамиджи спокойно сидел на своем месте, не говоря ни слова в ответ. Он казался уязвленным. Только преданные, сидевшие к нему ближе всех, слышали, как он тихо, словно обращаясь к самому себе, пробормотал: «Какая тьма, Боже мой, какая непроглядная тьма!»

Однажды во время вечерней лекции какой-то парень подошел и сел рядом со Свамиджи на возвышение. Он оглядел слушателей и, прервав Свамиджи, заговорил.

— А теперь я хочу вам кое-что сказать.

Свамиджи вежливо ответил:

— Подождите, пожалуйста, пока закончится лекция. Тогда вы сможете задать свои вопросы.

Парень подождал еще несколько минут, по-прежнему оставаясь на помосте, а Свамиджи продолжал лекцию.

Вдруг парень опять прервал его:

— Сейчас буду говорить я. Я хочу сказать то, что должен сказать.

Ученики Свамиджи, которые сидели среди слушателей, молча следили за происходящим, надеясь, что Свамиджи сам как-нибудь выйдет из этого неловкого положения. Никто из них ничего не предпринимал, все сидели и ждали, что будет дальше, а парень стал бормотать что-то бессвязное.

Тогда Свамиджи взял свои караталы:

— Ну что ж, начнем киртан.

В течение всего киртана парень продолжал сидеть рядом со Свамиджи, то безумно, то угрожающе глядя на него. Через полчаса киртан закончился.

Свамиджи, по своему обыкновению, взял яблоко и разрезал его на ломтики. Затем, взяв нож и ломтик яблока в правую руку, он протянул ее парню. Тот посмотрел на Свамиджи, на нож и на яблоко. В комнате повисла мертвая тишина. Свамиджи сидел, не двигаясь, и с улыбкой глядел на юношу. Прошла долгая, напряженная минута, прежде чем парень протянул руку. Все присутствовавшие облегченно вздохнули, когда он взял с ладони Свамиджи кусочек яблока.