Прабхупада лиламрита

Переезд Свами прошел почти незамеченным. Соседи говорили, что помещение магазина сувениров рядом с прачечной занял какой-то приезжий. В витрине появилась странная картина, но никто не знал, что все это значит. Некоторые прохожие замечали приклеенное к витринному стеклу объявление о лекциях по «Бхагавад-гите». Но никто из них не знал, что такое «Бхагавад-гита», а те, кто знал, думали: «Наверное, лавка, торгующая книгами по йоге, или что-нибудь в этом роде». Жившие по соседству пуэрториканцы иногда останавливались у витрины, разглядывая картину Харви Коэна, и молча отходили. Управляющего соседней автозаправочной станцией «Мобил» меньше всего интересовало, кто куда вселился, — для него это не имело никакого значения. Торговцев могильными плитами и владельцев похоронных бюро это тоже нисколько не заботило. Что же до водителей бесчисленных легковых машин и грузовиков, проезжавших мимо, то для них дома, в котором поселился Свами Бхактиведанта, вообще не существовало.

Однако нашлись молодые люди, которых картина заинтриговала. Они подходили к окну и читали объявление. Некоторые из них даже слышали о «Бхагавад-гите», хотя картина с Господом Чайтаньей и танцующими фигурами как будто бы не имела к ней никакого отношения. Кое-кто решил сходить на лекцию Свами Бхактиведанты — разведать обстановку.

* * *

Июль 1966 года

Говард Уилер торопился к своему приятелю, жившему на Пятой улице, в тихой квартире которого он рассчитывал немного отдохнуть. С Мотт-стрит он дошел до Хьюстон-стрит, повернул направо и направился на восток, через Бауэри. Обходя пошатывающихся бродяг, он шел навстречу потоку машин в сторону Второй авеню.

Говард: Я перешел Бауэри и, не доходя до Второй авеню, увидел Свамиджи. С высоко поднятой головой, он бодро шел по тротуару, держа руку в мешочке с четками. Увидев его, я остолбенел. Это было все равно что встретить на улице знаменитого актера из какого-нибудь нашумевшего фильма. Он казался пришельцем из вечности. На нем была традиционная одежда санньяси шафранового цвета и странные белые туфли с острыми носами. Здесь, на Хьюстон-стрит, он казался джинном, выскочившим из лампы Аладдина.

Говарду исполнилось двадцать шесть лет, это был рослый молодой человек с длинными темными волосами и густой бородой, носивший очки в черной оправе. Он преподавал английский язык в Университете штата Огайо и только что вернулся из Индии, где пытался найти настоящего гуру.

Бхактиведанта Свами заметил Говарда, и они остановились почти одновременно.

— Вы из Индии? — Говард сказал первое, что пришло в голову.

— Да, а вы? — улыбнулся Бхактиведанта Свами.

Говард: Я ответил отрицательно, но сказал, что недавно был там и очень интересуюсь Индией и философией индуизма. Он рассказал мне, что приехал из Калькутты и что в Нью-Йорке он уже около десяти месяцев. Глаза у него были ясные и добрые, как у ребенка, и даже стоя на тротуаре Хьюстон-стрит, по которой с ревом и гулом проносились грузовики, он излучал невозмутимое спокойствие, источник которого был неиссякаем и находился где-то очень далеко от мегаполиса, грохотавшего вокруг нас.

В тот день Говард так и не дошел до своего друга. Он вернулся к себе, на Мотт-стрит, к Кейту и Уолли, своим соседям по комнате, и рассказал им (и всем, кого знал) о том, что рядом с ними нежданно-негаданно поселился гуру.

Кейт и Говард уже бывали в Индии и теперь увлекались всевозможными духовными учениями. К ним частенько заходили друзья, чтобы побеседовать о просветлении. Среди них был восемнадцатилетний Чак Барнетт.