Прага

— Извиняюсь, что перебиваю вас, — начинает он, — я знаю, что вам, наверное, все время это говорят. Я не хочу беспокоить вас, но я сильно хочу сказать вам, что люблю ваши фильмы. Я вам очень большой поклонник.

Она недолго забавляется, но вскоре просвещает его, объясняя бедному венгру, что он ее с кем-то перепутал. Джон притворяется смущенным, она польщена его ошибкой, и после нескольких рюмок и пары танцев, тотчас после того, как она разгрызла и проглотила кубик льда, покрытый остатками сладкого вермута, они целуются, ее язык трупно холоден, но человечески мягок. На его сосочках ото льда выскочили маленькие шишечки, и у женщины вкус сладкого и пряного аперитива. Джон удивлен, что его хитрость удалась, но после еще нескольких рюмок по дороге к нему домой (венгерский акцент забыт во фрегате вместе с Чарлзом и Харви, их тихим деловым разговором тет-а-тет), она сказала что-то — он не запомнил, что именно, — и он понял: она не поверила в его легенду, ни секунды не думала даже, что он венгр; сообразив это под первые скрипучие жалобы диван-кровати, Джон жалеет, что так продешевил, не выбрал вместо этой вторую женщину, покрасивее. Наутро беглый осмотр с сердцебиением обнаруживает, что теперь-неизвестная девушка украла у него не деньги, а зубную нитку, единственный ремень и рюкзак, наполненный Марковыми записными книжками, — потеря, которая жестоко, жестоко его огорчила.

II

Поторопившиеся новости полушепотом в кабинете Чарлзова юриста вечером шестого декабря: Государственное приватизационное агентство принимает предложение «Хорват Холдинга» (наличные плюс реституционные ваучеры), и теперь компания становится владельцем и «Хорват Ферлаг» (в Вене), и вполне продажных останков «Хорват Киадо» (в Будапеште): относительно современных типографских линий; дряхлых грузовиков и приличных складов, штата из сорока восьми человек (на добрых 50 процентов раздутого); каталога учебников и старых, одобренных Партией писателей; договора с двумя газетами и двумя журналами; и двух этажей мрачно бесстыдной, сквоттерски скотской конторы в пустырях на окраине Пешта. Для Хорвата — право без помех делать деньги на собственном имени в своей родной стране. А для Чарлза, помимо распределения 49/51, — шанс вести настоящее дело.

Все следующее утро Чарлз организует празднование своей победы, а вечером с прибытием в теплый «Гербо» последнего гостя начинается бенефис. Не успел Джон отряхнуть снег с плеч, Чарлз поднимается и кратко перечисляет для присутствующих важные детали истории Имре Хорвата: наследник традиции, уцелевшая жертва коммунизма, неутомимый защитник народной памяти, провидец, герой. Кристина без конца улыбается, а сам Имре в величественном спокойствии жует губами и опускает глаза, но не голову, рассматривая на столе перед собой рюмочку с золотистым ликером. Чарлз поднимает свой эликсир за «моего учителя, моего второго отца, мою совесть, героя Венгрии». Старик, как никогда внушительный, как никогда окутанный и облеченный историей, поднимается обнять своего компаньона, и остальные пятеро аплодируют и чокаются.

За углом у кафе на мягком свежем снегу их терпеливо дожидаются два дымящих рокочущих лимузина, нанятые перевезти гуляющую компанию из прошлого в будущее. В чревах обеих машин два задних сиденья повернуты лицом друг к другу и рядом с каждым — по набору уютно стеснившихся, до половины налитых хрустальных графинчиков в черных бархатных гнездах. В передней машине Чарлз торжественно наливает крепкое питье Имре, Кристине и себе, пока Харви, его саксофонирующий помощник, адвокат-англичанин и Джон расхихикались в ведомой машине, как школьники, наполняя высокие шершавые стаканы понемножку тем и этим, добавь чуток прозрачного, и — voil`a— вот это и называется лонг-айлендский чай со льдом, Невилл. О, правда?

На следующей остановке две группы воссоединяются, и два разных настроения сталкиваются и отскакивают друг от друга, точно два противостоящих воздушных фронта:

— Господи, да это же… Боже мой, у вас есть ключи, — тихонько бормочет Имре по-венгерски, когда из другой машины появляется Харви, заверяющий, что лучшее место для изучения языка — это постель.

— Есть. В конце концов, мы владельцы.Просто добрый жест со стороны моего друга, он дал мне их на вечер авансом. — Чарлз вкладывает ключ в замок, но не поворачивает. Вместо того он ждет, пока аудитория притихнет в запорошенном снегом разгрузочном тупике, и декламирует по-английски: — Сейчас это, конечно, склад, он — часть той собственности, которую «Хорват Холдинг» приобрел вчера. Но важнее, что этот склад был сценой исторических событий, о которых эта страна должна знать и которыми должна гордиться. Тридцать четыре с небольшим года назад, когда наша страна безуспешно билась за свою свободу, наш друг Имре стоял в самом средоточии грозы, отстаивая правду. Из этого тупика, где мы сейчас стоим, он бил по тиранам залпами правды, и на тринадцать дней вернул украденное у него дело.