Прайд. Кольцо призрака

«Ребенка!» Что, у него имени нет? Всех детей забрать из всех детских садов. Андрюша скоро придет. Тащиться через весь город.

– Что ж ты не попросила Олину маму? Она бы заодно и Славку взяла.

– Я думала, сама дойду. – Голос удушливо рвался.

– Хорошо, ладно.

И, не дожидаясь, что скажет мать, она повесила трубку.

Анна остановилась в дверях. Яркий стол, чернота на донышках чашек, пестрые девушки, плотно сидящие. Жуют. Надкусанный бутерброд на тарелке. Как их выгонишь, вон как уселись. Все, как одна, молча посмотрели на Анну. Ритуля зажала в зубах кусок сахара.

– Мне уйти надо, уйти, – разбивая вращающийся круг света над столом, тихо сказала Анна. – Я бы… пожалуйста. Но вы собирайтесь.

– Иди, иди, – спокойно откликнулась Даша, – мы тебя дождемся. Мы – тут.

– Нет, мне за ребенком, – чувствуя свое бессилие, сказала Анна. Господи, не за ноги же их тащить. – Мне ехать за ребенком. Далеко.

Теплое вращение, уютный запах кофе, сигаретный дым – все остановилось.

– А нам Эдик велел до упора, – кругля розовые глаза, протянула Мордашка.

– Так у нее ребенок. Она за ребенком, – сказал кто-то, кривой башенкой собирая чашки.

– А… ребенок.

– У меня тоже ребенок. Весь в соплях. Ну и что? – обиделась Мордашка.

– Да ведь ребенок… далеко.

– Ладно, девочки, побежали, мне еще заскочить надо, – сказала Ритуля.

– И мне. Мы еще как-нибудь!

О!.. Какие тонкие, гибкие. Как медленно, мягко они поднимаются, плавно расправляя спортивно-крепкие спины, укрепляя нежные плечи. Неохотно расстаются с ими же согретым воздухом.

– Сигареты не забудь. Твоя зажигалка?

– А то чья!

– Уж посуду сама вымоешь, извини.

Неожиданно в передней они стали дикими, шумными, все разом вырвались в дверь.

– А Эдику чего скажем?

– Надо было тебе самой, Ритуля, самой…

Дверь гулко захлопнулась.

«Заждалась», не то «зажилась», – послышалось Анне. Затихающий хохот посыпался вниз по ступеням.

Славка стоял один у голубого шкафчика с облупившимися вишнями, грустный, опустив тяжелолобую голову. Одно ухо багровое, вспухшее.

Опять его мать так постригла. На полгода вперед, чтоб лишний раз в парикмахерскую не ходить. Нарочно уродует.

Лидия Павловна, воспитательница, молодая, с бледно-серым лицом, длинным носом посмотрела на Анну с брезгливой неприязнью, даже без зависти. Отгораживаясь осуждением, протянула руку.

Анна словно увидела себя со стороны. В черной шапочке по брови, тонет в свежем дымчатом песце. За кого она меня держит, за проститутку, что ли? Бросила сына и шляется?

– Извините. Мама поздно позвонила. Сердце у нее.

У нее-то, может быть, и сердце, а вот у тебя… Весь вид Лидии Павловны говорил, что у Анны нет сердца, неоткуда ему взяться, давно променяла его на голубую шубу, на роскошную ночную жизнь. Вот и коньяком пахнет.

– Обратите внимание, мальчик плохо развивается, отстает. – Лидия Павловна осуждающе вздохнула. – Кушает плохо. Ты кому котлету отдаешь?

– Любочке, – одними губами прошептал Славка.

– Тапочки ему малы. Обратите внимание.

– Что у тебя? Почему ухо… – Анна потянулась к свекольному уху. Но взгляд Славки исподлобья, страдальческий и отчужденный, остановил ее.

– Да, – в голосе Лидии Павловны зазвучал крепкий металл. – Петя Дроздов. Да. Мальчик кусается иногда.

– И трусы стягивает, – шепнул Славка.

– Неординарный мальчик. Я о Пете Дроздове, естественно. Он у нас на елке будет медведем. Большая роль под елкой. И, учтите, если думаете о школе – ребенок ваш не готов.

– Зайчик, – словно признаваясь в чем-то постыдном, Славка уперся взглядом в пол.

«Какая у него тонкая шея. Как у куренка. И рот, ну не рот, клювик какой-то… Все это почему-то только раздражало Анну. И Сашка хорош. Безотцовщину растит. А мне, мне некогда. У меня Андрюша болеет».

– Зайчик, – скривилась Лидия Павловна.

«Что она кривится, – подумала Анна. – Ей-то куда спешить? Пойдет к какой-нибудь подружке. Тоже молодой и некрасивой. Сядут, будут пить жидкий чай…»

– Зайчик без слов. Все отстающие в развитии – зайчики. Обратите внимание. И, пожалуйста, в следующий раз забирайте ребенка вовремя.

– Извините. – Анна нагнулась, завязывая Славке шнурки. Почувствовала запах своих духов.

– Сам, сам, – негромко прогремело над ней листовое железо, – в старших группах должен сам. И вообще…

Анна торопливо шла по улице. Андрюша уже дома, а ужина нет. Она дернула Славку за руку, тот мелко и молча семенил рядом. Только Анна остановится, прижимается к боку.

«Нос о шубу вытирает», – с внезапной досадой подумала Анна, отталкивая от себя маленькое, льнущее к ней тельце.

– Мамочка, давай погуляем.

– Какие прогулки? Придумал. В такую погоду. И бабушка ждет.

– Бабуля спит.

– В другой раз погуляем.

– Не хочу в другой…

Анна услышала короткие жалкие всхлипывания.

– Ап… Ап… – Славка задыхался, давился слезами. И плакать не умеет нормально. Наказанье, а не ребенок.

Анна увидела такси. Зеленый свет нырнул и пальцем провел по глазам. Анна метнулась к краю тротуара. Останавливается. Запихнула Славку в пахнущее подогретым бензином нутро.

– Ты, Славик, сам поднимешься и позвонишь.

– А ты куда? Ты… Я до звонка не достану. Только палкой. А палка у Олечки.