Прайд Саблезуба

— Или ничьим. И сможешь выбирать любую женщину.

— Та-ак, уже легче. С новыми воплощениями дело, конечно, дохлое — куда уж мне. Но почему же ты не высказал эти мысли вождям? Почему вы не стали доказывать, убеждать их, что Семхон на самом деле олицетворяет изначального тигроволка?

— Что толку произносить слова, которые никто не захочет услышать?

— Ага, понял: это не та аргументация… Ну, в общем, такие рассуждения и предположения никого ни в чем не убедят, потому что вожди этого и не хотят, да? Вот если бы они захотели… Но как это сделать? Что должно для этого произойти? Лучше всего, если бы они вдруг утратили интерес к Сухой Ветке, точнее, к «магиям», которыми она владеет, да? Но… Просто ума не приложу!

— Думай, Семхон. Ведь эти магии ты сам принес нам из будущего.

— Ох-хо-хо-о-о… И сколько же можно думать? Когда все опять соберутся?

— Когда захочет каждый. Может быть, завтра, может быть, через много дней. Думай, Семхон.

«Веточка ты моя, Веточка… — думал Семен, бредя в сторону своего жилища. — Ведь никто же мне здесь больше по-настоящему и не нужен. Как там в „Юноне и Авось“?

…Мне сорок лет —
Нет бухты кораблю.
Позвольте ваш цветок
Слезами окроплю…

Ну, допустим, мне-то сорок, наверное, еще не исполнилось. Цветы же Ветка воспринимает как еду или приправу — любоваться ими здесь еще не придумали. А уж если бы я вздумал что-то окроплять слезами, меня бы просто не поняли. Допустим, себе-то я диагноз поставил, но с чего я взял, что Ветка больна тем же?! Ну-ка, ну-ка…»

Он резко сменил курс и, обходя чужие жилища, направился к окраине поселка, — эту мысль нужно додумать!

«Девочка по имени Сухая Ветка считалась (и сама себя считала) дурнушкой, и никто из мужиков на нее не зарился. И тут появился я — весь такой необычный, весь не от мира сего. И, конечно же, случилось то, что и должно было случиться. Но теперь-то ситуация изменилась! И сильно: племена (!) чуть ли не воевать из-за нее готовы. У нее теперь такой выбор, о котором ни одна женщина и не мечтала! А я… Нет, я, конечно, и красавец, и человек авторитетный, только… Только не охотник-добытчик (пустячок, правда?) и к тому же выделяюсь среди окружающих, из-за чего (а из-за чего же?!) все время оказываюсь на пороге смерти. Нужен ли ТАКОЙ женщине ТАКОЙ мужчина? В общем, сам себе выкопал яму…»

Семен вдруг обнаружил, что домой идти не хочет. Можно даже сказать: боится! Да-да, вот смерти не боится, а идти домой — боится. Потому что не знает, как держать себя теперь с Веткой, что говорить, о чем спрашивать… И как понимать, какие смыслы искать в том, что она скажет? «Эх, напиться бы, да нечем…»

Семен сидел на мерзлой кочке, подстелив под зад подол меховой рубахи, и думал свои невеселые мысли. Сумерки между тем уже сгустились, и сквозь них с большим трудом можно было рассмотреть расположение жилищ — в обитаемых вигвамах щели в покрышках подсвечивались огнем очагов. Семен смотрел на все это довольно долго, а потом до него дошло, что собственный вигвам он разглядеть не может, хотя точно знает, что расположен он где-то вот там.

«Не понял… Где Ветка? Ветка где?!»

— Всех убью!! — взревел Семхон Длинная Лапа, подхватил посох и устремился к поселку.

Вообще-то, он понимал, что относится к ситуации не критически, что в крови у него резко повысилось содержание какого-то гормона — не то адреналина, не то тестостерона. Он это понимал, но думать об этом не хотел — его женщина должна быть дома, а ее нет!

Ее действительно не было: в очаге горящие угли были особым способом окучены и прикрыты камнями, чтобы дольше не потухли. Рядом пристроен горшок с супом — чтобы не остыл, разложено мясо… Строго говоря, все было подготовлено к его приходу, все было в наличии, кроме самой Ветки. Нет, относиться к ситуации критически Семен не мог — он был дитя другого века, другой цивилизации. Ему было достаточно представить, что его женщина творит сейчас с кем-то «магию соития», чтобы… Но, с другой стороны, он был в значительной мере представителем мягкотелой российской интеллигенции, вечно озабоченной вопросами «что делать?», «кто виноват?» и «где мои очки?». В общем, все его сущности ссыпались в одну кастрюлю и стали вариться в бульоне из гормонов разнонаправленного действия. Варево получилось ядовитое и несъедобное, но…

Но Семен никуда не побежал и не стал никого крушить — собственно говоря, кого и за что?! Он же принял правила игры этого мира, так что ж тогда возмущаться? Ну, не придумали здесь еще моногамных браков — так кого и в чем обвинять? Вот захотелось женщине — и она пошла к соседу. Может, она у Черного Бизона — надо его бить? Или ее? Да ведь она ничего плохого не делает. Правда, он не раз ей говорил, что ему будет неприятно, если она с кем-нибудь… Но запрета он же не налагал — постеснялся! Значит, опять-таки сам виноват.