Глава 12
Пхай
Болезнь покинула прерии. Подействовало ли только средство, обнаруженное Совой, или, наступившие холодные дни, резко заставившие многих отсиживаться в теплых норах, но природа дала всем очередной шанс — нам оставалось только радоваться этому и уповать на то, что подобное не повторится. Хотя бы, в ближайшее время…
Редкими и осторожными стайками, вновь заполнили сочные луга, пугливые джейры. Медлительные и уверенные в своих силах, овцебыки, степенно паслись, занимая самые лучшие и плодородные пастбища. Одиночки — туры, иногда показывали свои высокие спины и мощные рога, принуждая людей уступать им дорогу. Они не боялись никого и ничего, и только Пхаи, сами не менее прочих, неукротимые и опасные, могли оттеснить быков от водопоя, или, особо приглянувшихся трав. Звери, пережив чуму, теперь спешили откормиться в преддверии тяжелого периода наступающей зимы. В том, что она все-таки наступит, не сомневался уже никто.
Начиналась — а возможно, что уже и шла? — осень. Мы не могли знать, когда именно наступят настоящие холода — прежний календарь не годился для этого, а новый пока никем не был высчитан. На первый взгляд, почти ничего не менялось — но искушенные взоры неутомимых бродяг прерий замечали нюансы, ускользающие от оседлых жителей селений долины. Животные понемногу меняли летний мех своих шкур, на, более густой, длинный и теплый. Одной этой приметы иссушенному взгляду достаточно, чтобы понять — просто так это явление не происходит. До сих пор ни у одного из представителей новой фауны таких изменений не наблюдалось…
Тем не менее, твердой убежденности, что наступает очередной «сезон», не имелось ни у кого. Прошло более четырех лет со дня Катастрофы, и лишь самые первые месяцы запомнились стылыми морозами и ледяным ветром — временем той, прошедшей зимы. Все, что происходило дальше, никоим образом не совпадало с тем, к чему привыкло человечество за время своего пребывания на земле. Ну, по крайней мере, в той местности, где нас всех угораздило жить… Та зима закончилась, уступив место бесконечной весне и столь же бесконечному лету, длинному настолько, что Док приходил в тихий ужас и совершенное исступление, пытаясь высчитать хоть какой-то порядок в астрономическом календаре и того, с чем связана эта благодатная пора. И более всего он боялся, что приближающаяся зима — ведь должна же она хоть когда-то вернуться? — окажется куда более страшной, чем все, известные до сих пор… К слову — такое опасение разделяли не многие. Люди привыкли к теплу и прекрасной погоде, лишь изредка нарушаемой проливными дождями. Большинство считало, что, раз нас всех подвижки земной поверхности передвинули далеко к югу, о прошлых климатических изменениях можно смело забыть. Ни оспорить, ни подтвердить такое предположение никто не мог — даже Бен, державший в своей голове нечто вроде калькулятора и счетной машины одновременно. Но мулат и не задумывался над зимой — он никогда не видел снега, если не считать тех дней, когда вместе с Салли скитался среди обгоревших домов и огромных земляных валов, ставшими таковыми всего за несколько минут всеобщего ужаса и боли…
Салли, как заметили мои юные подруги, расцвела и похорошела. Она и мулат, слава небесам, разделили общую постель… и мужская сила Бена не просто покорила ее, но и вызвала к жизни давно и прочно забытые ощущения. Словом, женщина уже не жалела, что не оказалась среди состава разведчиков, когда все они попали в ловушку, устроенную самой природой. Что до тех, кто там был… в форте предпочитали, либо помалкивать, или вообще, не вспоминать. С одной стороны — стыдились того, что произошло, с другой — возможно, что и желали оказаться там снова! Да, я слышал и такое… Нравы прерий, в общем-то, весьма свободные, позволяли многое. И случаев, когда мужчины и женщины проводили время в похожих «оргиях», было предостаточно. Но лишь там, среди предгорий, на ставшей знаменитой, поляне, в окружении пахучих цветов, случилось так, что все потеряли голову…
Задумываясь над этим, я иногда бросал мгновенные взгляды на Элину. Все ли сказала нам первая красавица прерий? Как так могло получиться, что только она, да северянка, вместе с перерожденным, оказались неподвластны великому и могучему зову плоти? Ох… Что же это за гадкое чувство — ревность!
Белая Сова, верный своему слову, перестал приходить в форт. Охотники замечали его следы, видели, как он ставит ловушки, или, в одиночку охотится среди прерий. При удаче, индеец оставлял характерный знак, где-нибудь, на общей тропе — тогда жители форта или становища Лешего, могли пойти и подобрать мясо добытого им животного… Сам он, ни с кем не желал, видится, и, при случайной встрече, больше молчал, а то и вовсе сразу уходил, избегая разговоров на любые темы. Характер его портился — те, с кем ему приходилось общаться, отмечали угрюмость и все более нарастающую озлобленность индейца. Мы — я и Ната! — понимали, откуда это… То, что произошло между Бугаем и Ясной Зорькой, не могло остаться без последствий. Но мы ничем не могли помочь нашему другу…