Прайм-тайм

«– Мишель Карлссон была замечательной женщиной, – сказал Джон Эссекс репортеру «Квельспрессен». – Наше знакомство продолжалось всего один вечер, но отношения между нами сразу же приняли близкий характер. Мишель обладала живым и острым умом, и оказалось, что наши взгляды по многим вопросам совпадают. Ее смерть – большая потеря, как лично для меня, так и для европейской телевизионной публики. Мишель могла ей еще очень многое дать.

– Тебе виделось какое-то продолжение вашей дружбы после первой встречи? – спросила Берит.

– Я с удовольствием узнал бы Мишель лучше. Мало кто может сразу понять, какой я на самом деле, но ей это удалось. Мы сразу раскрыли друг другу душу, редко с кем я переживал подобное единение. Кроме того, она ведь была невероятно красивой, я мало встречал женщин, которые смогли бы сравниться с ней, а мне на недостаток внимания со стороны слабого пола уж точно нельзя пожаловаться…»

Такой материал дорогого стоил. Весь мир наверняка жаждал скопировать их интервью и купить фотографии. Когда Шюман спросил Берит, как ей удалось заставить парня согласиться на разговор, она лишь сослалась на Господа и на предложение, от которого нельзя отказаться.

Шюман осторожно пригубил горячий кофе из автомата, перевернул страницу и увидел Карла Веннергрена, позировавшего перед дворцом Икстахольм. Репортер «Квельспрессен» поведал о трагедии, потрясшей известных людей Швеции, а Хеландер записал его рассказ. Честно говоря, бросалось в глаза, что при этом он явно страдал от резкой смены временных поясов. Его статья никак не тянула на Пулитцеровскую премию, но зато они смогли взглянуть на печальное событие и с этой стороны тоже.

Шюман продолжил листать дальше и остановился на тексте Анники Бенгтзон о неонацистке из Катринехольма, живущей в грязном подвале. Он сразу забыл обо всем на свете, не отрываясь прочитал об этой молодой женщине, ее намерениях и прошлом, вместе с ней провел ночь во дворце, видел, как тени танцевали в ее глазах.

Потом он моргнул несколько раз, откинулся на стуле.

Хорошая тема, хорошо написано, всего в меру – и эмоций, и здравых мыслей.

Далее шел обзор ситуации с поисками убийцы на основании данных полиции, мнения профессора криминологии и одного из самых известных в стране адвокатов.

Важную роль в расследовании преступлений такого рода играли показания свидетелей и результаты всевозможных экспертиз. Однако в данном случае рассказы участников событий противоречили друг другу и не отличались полнотой. И тому имелось объяснение: все эти люди были пьяными, уставшими, а возможно, хотели защитить себя по причинам, не имевшим никакого отношения к трагическому событию. Одновременно появлялось все больше оснований считать, что убийство совершил кто-то из двенадцати человек, проведших ночь во дворце. Полиция уже не сомневалась, что решение загадки находится где-то среди собранных ими материалов, но ни о каких задержаниях, арестах или обвинениях с их стороны пока речи не шло. И если верить профессору-криминологу, вовсе не потому, что они сидели сложа руки, а совсем наоборот. Время всегда работало против полиции при расследовании убийств подобного типа, поэтому стражи порядка постоянно активизировали свою деятельность. Адвокат же объяснил, почему очень важно основательно разобраться во всем, прежде чем хватать кого-либо и сажать за решетку. По его словам, если бы не удалось получить признание подозреваемого, скорее всего, будущее обвинение пришлось бы строить на свидетельских показаниях, подкрепленных результатами работы экспертов, что было не самой легкой задачей.

Шеф редакции вздохнул. Каким-то образом эти несколько расплывчатые рассуждения навели его на мысль, что разгадка преступления находится гораздо дальше, чем кто-то хотел признать.

На следующем развороте доминировали материалы о лекарствах, причем выполненные на очень приличном уровне, с подробными диаграммами и одним показательным случаем с молодой мамой, умершей от продававшихся без рецепта таблеток от головной боли. Заголовок внутри выглядел откровенно провокационным: «Смертельное обезболивающее». Он годился даже для рекламного слогана. Шюман улыбнулся и заметил Торстенссона, только когда тот постучал в его стеклянную дверь.

– Телевидение здесь, – сказал главный редактор с немного затуманенным взором, пожалуй, естественным в столь ранний час.

Андерс Шюман постарался сохранить нейтральное выражение лица, когда поднял глаза от газеты.

– Уже? А разве они не должны прийти в восемь?

Торстенссон провел рукой по гладко выбритому подбородку, поправил галстук.

– Они устанавливают камеры в моей комнате.

– Они сказали, о чем пойдет речь?

Главный редактор нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Нет, – ответил он. – По мне, скорее бы все это кончилось. Я же в отпуске.

– Но они же хотят встретиться именно с тобой, – сказал Шюман, – почему я тоже должен сидеть там?

– Если они собираются критиковать нас из-за решений о публикации тех или иных материалов, у меня и в мыслях нет покрывать твои ошибки, – отрезал Торстенссон. – Отныне ты сам будешь отвечать за них.