Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается

Когда впервые начала копаться в собственной жизни, я заметила, что смотрю на события прошлого словно посторонний: я сделала то-то, потом то-то. Вскоре я поняла, что это пустое занятие. Моя память и сила моих переживаний приглушались из-за того, что я концентрировалась исключительно на фактах. Я видела их со стороны, словно смотрела фильм.

А мне нужно было отталкиваться от своих впечатлений, копать глубже, чтобы попытаться острее пережить прошлое, вернувшись назад и ощутив то же, что ощущала когда-то маленькая девочка, а потом – подросток. Требовалось активизировать воспоминания, иными словами, вспоминать не только головой, но и телом. Нужно было вообразить пережитое и вернуть сопровождавшие эти переживания эмоции своему телу, в котором, если серьезно задуматься, эти чувства и воспоминания отдаются острее, в котором они еще живы.

Пересмотр прожитой мною жизни

Здесь я приведу несколько примеров, которые помогут составить представление о сделанном мною обзоре своей жизни, расскажу о нескольких поворотных моментах судьбы. Может быть, с их помощью вы задумаетесь над тем, как подступиться к пересмотру собственной жизни.

Первые воспоминания

Мне было два года, когда у меня появился брат. Мое первое воспоминание – это вернувшийся из больницы отец со сделанной на любительскую кинокамеру записью, где мама, озаренная улыбкой, держит на руках Питера. Просмотр этого фильма в гостиной нашего дома в Брентвуде, штат Калифорния, травмировал меня, двухлетнего ребенка. Копаясь в коробке со старыми письмами, которую я сохранила, но никогда не открывала, я нашла письмо, написанное рукой моей бабушки по материнской линии: «Никогда не забуду, как ты смотрела на Питера, которого твоя мать держала на руках. По твоим щекам струились слезы, но ты сдерживала рыдания».

^{Кормилица в маске кормит меня из бутылочки, держа на руках, пока отец нас снимает.}

^{Мне кажется, что фотография, где я прислоняюсь к коленям матери, а моя сводная сестра Фрэнсис смотрит на нас, стоя рядом, сделана в момент возращения матери из роддома после рождения моего брата Питера.}

^{Моя мать в возрасте 34 лет.}

Я просмотрела альбом со своими детскими фотографиями и не нашла ни одной, где бы мать держала меня на руках – только кормилицы. Я писала об этом в своей книге «Такая длинная жизнь» – острые воспоминания остаются надолго. Моя мать мечтала о мальчике и, наверное, была весьма разочарована тем, что я родилась без пениса. Вероятно, я чувствовала ее разочарованность – так, как могут чувствовать только маленькие дети. Поэтому, глядя на фотографии Питера на руках у матери, мне кажется, я ощущала, что потеряла ее из-за него.

Когда я размышляла над этим, вспоминая свою жизнь, начала понимать, в чем кроются истоки моей боязни близости; я осознала, что никто из родителей не был человеком, с которым мне было бы комфортно в эмоциональном плане. Передо мной стоял выбор: осудить своих родителей, выстроив на этом повествование о собственной жизни, или же попытаться понять, почему они вели себя так, испытать сопереживание – и сосредоточиться на других ориентирах.

Я, словно детектив, начала складывать вместе другие фрагменты головоломки моей жизни. И обнаружила, что моя мать после рождения Питера страдала от послеродовой депрессии. Тогда никто ничего не знал о подавленном состоянии, связанном с этим периодом. Отчасти этим объясняется ее двухмесячное отсутствие дома после рождения Питера. Ко мне это не имело никакого отношения. Факты, факты. Но за ними были чувства, и я начала осознавать это, когда вновь превратилась в маленькую двухлетнюю девочку, сидящую на полу рядом с 16-миллиметровым кинопроектором и видящую на экране свою мать с маленьким братом. Я как будто опять слышу стрекот проектора. И снова переживаю мучительное ощущение покинутости.

Я изучала семейные фотографии, остро отмечая любые нюансы в выражениях лиц, которые могли бы послужить ключом к разгадке, надеясь отыскать свидетельство любви в нашей семье, любви, которая выказывалась так скупо. Пока что я смогла увидеть ее на лице отца, играющего со мной в нашем бассейне, когда я была в годовалом возрасте. Значит, он любил меня, когда я была совсем малышкой! Но какая я хмурая в детстве на фотографиях с матерью, словно умышленно посылаю сигнал всем, кто захотел бы его услышать: будь моя воля, я не оказалась бы в этой команде. Сострадание смягчило мое сердце, когда я заметила безысходность в глазах матери на снимке, где наша семья позировала, разыгрывая сцену на пикнике, за год до ее самоубийства. Я простила как ее, так и себя.