Прах и безмолвие (сборник)

— Не стоит. Доктор осмотрел ее и сказал, что ей нужен покой. — Но эту фразу он произнес вдогонку Дэлзиелу, который уже скрылся за дверью.

Толстяк двигался с удивительной быстротой, и, когда Ломас его догнал, он уже стучался в дверь спальни мисс Кич. «Войдите», — донесся оттуда слегка дрожащий голос.

Дэлзиел открыл дверь.

— Доброе утро, мадам! — приветствовал суперинтендант пожилую женщину, лежавшею в огромной кровати. — Простите, что беспокою вас.

Он вспомнил, что старая леди, по рассказам Паско, была необыкновенно живой и энергичной для своего возраста. Сомневаться не приходилось утренние события действительно явились для нее потрясением. Мисс Кич была очень бледна, черты ее лица заострились.

Ломас прошептал у него за спиной:

— Ради Бога, суперинтендант.

— Я недолго здесь пробуду.

— Но она ничего не знает!

— О найденном теле, вы хотите сказать? Может быть, и не знает. Но я хотел спросить не об этом… Мисс Кич, скажите, вы были няней Александра Хьюби, когда впервые появились в Трой-Хаусе? — Дэлзиел подошел поближе к кровати.

— Да, я была няней. Точнее, няней-горничной.

Мисс Кич, возможно, и была больна, однако в глазах ее был блеск тревоги.

— Имел ли мальчик какие-либо отличительные особенности, о которых вы можете вспомнить? Например, родимые пятна, шрамы, что-то еще вроде этого?

— Нет, ничего такого, — ответила та не раздумывая.

— Скажем точнее: не было ли у него на правой ягодице чего-то вроде родинки в форме кленового листа?

— Нет! — решительно ответила она. — У него не было ничего подобного.

— Спасибо, мисс Кич. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

Он сосредоточенно поправил несуществующие волосы и вышел из комнаты.

— И это все? — спросил Ломас, когда они спускались по лестнице.

— Все еще хотите облегчить душу признанием? — поинтересовался Дэлзиел.

— Мне не в чем признаваться!

— Что ж, у меня пока все. Я возвращаюсь в город. Видите ли, некоторым из нас приходится работать, чтобы прокормиться.

— Всем нам приходится! — воскликнул Ломас, взглянув на часы. — Сегодня я пропустил утреннюю репетицию, и Чанг убьет меня, если я не появлюсь в театре хотя бы после обеда. А вот и миссис Брукс!

В дверях появилась средних лет женщина, щербатая и косоглазая, на голове ее был повязан платок.

— Миссис Брукс приходит к мисс Кич убираться в доме, — объяснил Ломас. — Утром она сказала, что вернется и посидит мисс Кич, пока я сделаю свои дела. Большое спасибо, миссис руке!

— Не за что, дорогой, — отозвалась женщина, внимательно разглядывая толстяка. — Он из полиции? Я так и подумала, осмотрим, съест ли она на обед вареные яйца? Вот уж его-то я бы не хотела кормить! — заливаясь смехом и жутко кося левым глазом, она стала подниматься по лестнице.

— Извините, мне пришло в голову — если вы едете в город…

— Хотите, чтоб я вас подвез? — хмыкнул Дэлзиел. — Ну что ж, не возражаю. При условии, что вы не начнете декламировать и пугать моего шофера? Ладно, поторопитесь. Мне некогда болтать!

«И отчего это здесь никто не может подвезти человека без того, чтобы не сказать ему какую-нибудь гадость?» — удивленно подумал Род Ломас, направляясь поспешно за своей бархатной курткой.

Вернувшись в участок, Дэлзиел увидел, что Паско и Сеймур, словно пара нервных танцоров, перебирают бумаги, разложенные на столе.

— Вы что, собираетесь проглотить их, после того как прочтете? — спросил Дэлзиел. — Где Уилд? Он, когда захочет, может привести все в порядок, у него особое чутье.

— Все еще болен, — ответил Паско. — Точнее, — поправил он педантично самого себя, — опять болен! Он показался здесь, сообщил, что у него все в порядке, и снова исчез.

— Это так, — вмешался Сеймур. — Я рассказал, что здесь происходило все это время, включая сегодняшнее утро, и вдруг Уилд потерял сознание. Я кинулся за доктором, но он остановил меня.

— Тогда бумагами придется заняться нам, — проворчал суперинтендант. — Пошли в мою комнату. Питер, неси с собой все, что считаешь нужным.

В кабинете толстяк налил себе ячменного пива, такого бледного, что при беглом взгляде оно могло сойти за воду, и приказал:

— Начинайте!

— Я разговаривал с Флоренцией, — доложил Паско.

— Да ну? И что она сказала?

Паско одобрительно засмеялся, хотя Дэлзиел не любил, когда прерывали его остроты. Потом продолжил:

— Алессандро Понтелли родился в Палермо на Сицилии в 1923 году, сражался вместе с партизанами и был ранен, госпитализировали его американцы недалеко от Сиены; после войны работал как переводчик и курьер, сначала при военных властях, а когда все наладилось — в туристическом бюро. За ним не числится никаких уголовных дел, он неженат, о семье сведений не имеется. Вылетел из аэропорта Пизы за четыре дня до похорон. Последние по времени сведения о нем — регистрация в иммиграционном бюро в Гэтвике. После этого — никаких следов.

— И до этого — немного, черт побери! — пробурчал Дэлзиел с горьким удовлетворением человека, который и не ждал большего от «этих иностранцев».

— Шеф, но у нас не так уж много информации и о нашем чистокровном британском юнце! — протестующе заметил Паско.