Прах и пепел

– Да, сэр, – Новенький всё ещё предпочитал в разговоре английский, – да, я убежал тогда, спрятался. Там были две леди. Они… они не прогнали меня. Дали воды, одна, – он улыбнулся сквозь слёзы, – она мне платок дала, вот, – он полез в карман.

– Видели мы его, видели, – остановил его Майкл. – Дальше-то что?

– Дальше пришёл… этот. Увидел меня, стал бить, он… он меня между ног ударил, по яйцам… – по щекам Новенького потекли слёзы. – Если б… если б не русский патруль, меня бы забили. И… и он теперь здесь… я его видел. Он опять…

– Не тронет он тебя, – сказал Эд.

– Пусть только сунется, – кивнул Крис.

Жариков молча слушал, чувствуя, что отношение парней к Новенькому быстро меняется и они готовы его защищать.

– Он опять скажет, что я насильник. А насилие – это же преступление. У русских тоже. Сэр, клянусь, я не насиловал её, она заказала жёсткую работу, я даже не умею жёстко работать.

– Делов-то, – хмыкнул Андрей.

Жариков погрозил ему пальцем, и Андрей понимающе кивнул.

– Я не знаю, чего она закричала, сэр…

– Провокация же, – сказал Эд. – Объясняли тебе, объясняли…

Новенький всхлипнул. Крис посмотрел на Жарикова и стал выталкивать всех из кабинета.

– Мы пойдём, Иван Дормидонтович, всё ясно, всё сделаем, пошли, парни.

– Ага, – не стал спорить Андрей.

С Крисом вообще редко спорили.

Когда они остались вдвоём, Жариков включил лампочку над дверью, усадил Новенького на стул у своего стола.

– Дать воды?

– Спасибо, сэр. Вы очень добры, сэр.

Жариков налил воды, поставил стакан рядом с ним на стол и сел на своё место. Молча смотрел, как тот пьёт маленькими глотками, постукивая зубами по краю. Будто и не было этих месяцев и снова за окном лето, а парня, нет, мальчишку, избитого, плачущего то ли от боли, то ли от страха, только-только привезли. Какое же неустойчивое состояние. Даже имени до сих пор себе не выбрал, так и зовут его все Новеньким.

Новенький допил и поставил стакан на стол, вытащил из кармана платок – тот самый – и не так вытер им губы, как прижал на секунду, поднял на Жарикова глаза и несмело улыбнулся.

– Полегчало? – ободряюще улыбнулся ему Жариков. – Ну, я рад.

Новенький кивнул.

– Простите, сэр, я не хотел, это… – и осёкся, сообразив, что чуть не подставил Андрея, понурился.

– Так почему ты его испугался? – Жариков демонстративно не заметил его смущения. – Здесь тебе ничего не грозит.

– Да, сэр, мне говорили, сэр. Я… я как увидел его… я на скамейке качался, – он посмотрел на Жарикова.

Жариков кивнул. Он много раз видел эти упражнения. Парни садились на узкую скамью, вытянутые ноги подсовывали под параллельную скамейку так, чтобы упираться в неё снизу подъёмом, руки сцепляли на затылке и начинали раскачиваться, постепенно увеличивая амплитуду. Качали пресс.

– Ну вот, – вздохнул Новенький. – Я качался, открыл глаза и вижу… Он на меня сверху из окна смотрит. Ну, где окна с решётками.

– И ты его через решётку разглядел и узнал? – удивился Жариков.

– Я эту сволочь всегда узнаю, – буркнул Новенький и застыл в ужасе от сказанного, глядя на Жарикова расширенными глазами.

– Что ж, вполне справедливо, – кивнул Жариков.

Новенький судорожно сглотнул и перевёл дыхание, робко улыбнулся.

– Там окна с решётками, сэр, это… это же тюремный отсек, да, сэр?

– Да.

– Он… он не выйдет оттуда?

– Нет, – улыбнулся Жариков. – Можешь быть спокоен. А как ты думаешь, он узнал тебя?

Новенький вдруг подался всем телом вперёд.

– Сэр… вы думаете, он не узнал меня? Да, сэр? Мы для них на одно лицо, сэр, они же нас по номерам различают! – и так же резко замолчал, опять испугавшись сказанного.

Жариков успокаивающе улыбнулся, и парень ответил ему неуверенной, но улыбкой.

– Ты в безопасности, – Жариков говорил тихо и очень убеждённо. – Он не тронет тебя… Ты спокоен и уверен в себе…

Глядя неотрывно на Жарикова, Новенький беззвучно шевелил губами, повторяя за ним короткие веские фразы.

Убедившись, что парень обрёл равновесие, Жариков отпустил его. А когда закрылась дверь, достал свои тетради и быстро сделал необходимые записи. Что же… Джексонвилл. Шерман из Джексонвилла. И только он постоянно следит за тренировками парней. А это… это новая тема для разговора с Шерманом. Интересно будет выслушать его версию. И даже не событийную канву, а мотивацию. И надо будет поговорить с Андреем. Никогда не думал, что философские беседы могут иметь такой психотерапевтический эффект! Прямо расцвёл парень. Стал учиться уже серьёзно, таскает книги на дежурства. Что ж… вполне логично. Как говаривала бабушка: «От своего дела душа поёт». А у Шермана… талантливый инженер. Почему он стал инженером? То, как он говорит об отце, его работах, о спальниках, выдаёт глубинный интерес в другой сфере. И наличие блоков. Но непонятно, что именно заблокировано. Итак, по методике… да, разговор о детстве. Пойдём по предстадии.