Прах и пепел

– Да, – Андрей, лёжа на спине, смотрел на него. – Он… он мёртв? Вы не отдадите меня ему?

И замер, ожидая ответа.

– Он мёртв, – спокойно сказал Жариков, игнорируя второй вопрос. – Скоро год, как его убили.

– Это хорошо, – ответил Андрей, закрывая глаза.

Жариков молча посидел возле него, пока не закипел чайник. Когда забилась, застучала крышка, он встал, и веки Андрея остались неподвижными. Жариков заварил умеренно крепко – к «настоящей» заварке парни ещё не привыкли – и достал банку с малиной. Спиртного, пожалуй, лучше не давать – реакция непредсказуема. И аспирина не надо – реакция на таблетку предсказуема, но не желательна. А у парня не только переохлаждение, и таблетка потянет ненужную цепь переживаний. Он налил чай в большую фарфоровую кружку. Крепкий сладкий чай с малиной – домашнее средство – и прогреет парня изнутри, и никаких нежелательных ассоциаций.

– Андрей, – Жариков снова сел на край кровати, через одеяло нащупал плечо Андрея, мягко пожал.

Андрей открыл глаза, заморгал, явно вспоминая, где он и что с ним. Слабо улыбнулся.

– Ну, вот и молодец, – ответно улыбнулся Жариков. – Теперь выпей. Это чай с малиновым вареньем.

Андрей медленно сел и протянул руку за кружкой.

– Осторожно, он горячий.

Андрей кивнул и взял кружку двумя руками. Отпил. Поднял на Жарикова одновременно затуманенные и блестящие глаза.

– Спасибо, Иван Дормидонтович, вы так возитесь со мной, мне неловко…

Жариков улыбнулся.

– Есть такая фраза. Неловко надевать штаны через голову, сидя под столом. Понял?

Андрей свёл брови, сосредоточенно сделал ещё два глотка и пожал плечами.

– Но штаны не надевают через голову. Я… я не так понял?

– Ты понял всё правильно, – засмеялся Жариков.

Андрей кивнул. Он пил маленькими медленными глотками, полуприкрыв глаза. Допив, отдал кружку Жарикову.

– Ну вот, а теперь ложись и спи.

Молчаливая послушность Андрея, тут же сползшего под одеяло, насторожила Жарикова. Неужели всё-таки срыв? Но Андрей, уже лёжа, вдруг позвал его:

– Иван Дормидонтович.

– Что, Андрей?

– Я… я виноват, я знаю, но… но я не смог.

– Ты ни в чём не виноват, – твёрдо ответил Жариков.

– Нет, я знаю. Я… я ведь мог убить его и… и не сделал… этого.

– Что?! – не сдержал удивления Жариков. – Кого?!

– Большого Дока, – Андрей говорил, не открывая глаз и начиная перемешивая русские и английские слова. – Это его фотографию Чаку показывали. Я… я расскажу вам…

– Может, потом? – осторожно предложил Жариков, опасаясь бреда.

– Нет! – почти крикнул Андрей. – Потом не смогу. Только… вы только… только возьмите меня за руку.

Андрей высвободил из-под одеяла правую руку и, когда Жариков накрыл его узкую изящную кисть своей широкой ладонью, ловко переплёл свои пальцы с пальцами Жарикова, блеснул из-под ресниц быстрым взглядом.

– Мы… мы так делаем, когда… когда вместе, когда заодно, ну…

– Я понял, – тихо ответил Жариков. – Спасибо, Андрей.

– Да… – Андрей сглотнул. – Я… я ведь, как по-русски, нет, не могу, нет этого в русском, – и перешёл уже полностью на английский, – Ну, когда сортировали на элов и джи, он, нет, ещё раньше. Он отобрал тогда меня и ещё, нас десять всего было, на эксперимент, как раз перед тем, как семя убить, я не знаю, что за… эксперимент, но он сказал, чтобы из нас делали джи, на всякий случай, вдруг, он сказал, вдруг не так получится, и потом меня… меня исследовали… это очень больно… и потом, ну, когда он приезжал, нас, кого он отобрал, нас всё меньше было, трое сразу умерли, и потом умирали, нас брали… на исследование. Положат, привяжут и колют, я только сейчас, здесь уже понял, почему так больно было. Не вкалывали, а… а выкачивали. Воткнут и поршень тянут, – Андрей открыл глаза, посмотрел на Жарикова и сказал по-русски: – Ну, как из ампулы, когда инъекции готовишь, – Жариков кивнул, и Андрей продолжил снова по-английски, закрыв глаза и морщась, будто и сейчас испытывая боль. – Называли… проба, взять пробу, это очень больно, от боли и умирали, заходились, – и снова по-русски: – болевой шок, правильно? – и опять по-английски: – Остальное всё, как у всех, и картинки туманные, и вся обработка, и учёба, и работа. А когда, ну, на последнюю сортировку он приехал, и опять всё это, а потом день, да, день дали отлежаться, и опять привели к нему, нас уже… очень мало осталось. Он сам осмотрел нас и… и взял меня… на проверку, на ночь, я всю ночь у него был, мне… у меня болело так, а он… он работать мне велел, а утром сказал, что я обычный джи… и чтоб меня и остальных, кто выжил, я запомнил, сняли с контроля и реализовали в общем порядке…

Жариков чувствовал, как по спине ползёт холодок, но заставлял себя сидеть неподвижно, а Андрей всё говорил: