Прах к праху

Я почти не сомневалась, что мать позвонит мне в этот же день. Я сделала первый шаг. Наверняка, она сделает второй. Но звонили только Крису. На следующее утро, когда он повел собак на прогулку, я попросила его принести газету. В преддверии новых встреч с матерью и знакомства с Кеннетом Флемингом мне показалось уместным побольше узнать о крикете. Крис вернулся с «Таймс» и «Дейли мейл». Я обратилась к последней, спортивной странице, Там были статьи о боксе, гребле и крикете, и я начала читать.

Грядущие матчи между командами Англии и Австралии упоминались только в связи с сопоставлением характеров обоих капитанов: англичанин Гай Моллисон — приветливый и доступный средствам массовой информации по контрасту с австралийцем Генри Черчем — вспыльчивым и необщительным. Вот и тема для беседы. Чтобы сломать лед, можно спросить у Кеннета его мнение о капитане австралийцев.

Я внутренне посмеялась этой моей заботе о ломке льда. Что со мной происходит? Неужели я всерьез думаю о том, как облегчить человеку общение со мной. Когда в своей жизни я об этом беспокоилась? Несмотря на то, что в бытность мою подростком, еще до того, как Кеннет Флеминг впал в немилость из-за Джин, разговоры о нем донимали меня и заставляли буквально лезть на стенку, я поймала себя сейчас на том, что хотела бы полюбить его. И сама хотела бы понравиться ему. Хотела, чтобы все мы поладили. Да что же это происходит? Где же затаенное друг на друга зло, недоброжелательность, недоверие?

Я доковыляла до туалета, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Я решила, что раз уж больше не закипаю при одной мысли о матери, то, наверное, и внешне стала другая. Нет, не стала. Но даже мой вид озадачил меня. Волосы были те же, кольцо в носу, сережки-гвоздики, жирно подведенные черным глаза — я до сих пор каждое утро умудрялась это делать. Снаружи я была тем же человеком, который считал Мириам Уайтлоу глупой коровой. Но если моя внешность и не изменилась, другим стало мое сердце. Словно исчезла часть меня.

Я посчитала, что такое воздействие оказали на меня изменения, произошедшие с матерью. Она не сказала: «Я десять лет назад умыла руки, Оливия» или «После всего, что ты сделала, Оливия», не стала заново пережевывать и оживлять прошлое. Нет, она приняла меня без всяких условий. И эта перемена в ней, как догадалась я, стала результатом общения с Кеннетом Флемингом. А если Кеннет Флеминг смог так повлиять на нее, я была более чем готова полюбить и принять Кеннета Флеминга.

Помню, у меня мелькнула мысль о Джин Купер, о том, как она вписывается в эту ситуацию, как и когда общается с ней мать и общается ли вообще. Но я решила, что данный треугольник — мать-Кеннет-Джин — это их дело, а не мое. Если мать не переживает за Джин Купер, мне-то что волноваться?

Я достала вегетарианские кулинарные книги Криса с полки над плитой и по одной перенесла на стол. Открыла первую и задумалась об ужине, который мы подадим матери и Кеннету. Начала читать, взяла карандаш из жестянки, стала делать пометки.

Крис тем временем изучал в мастерской какую-то отливку. Добрую часть дня наши карандаши скрипели по бумаге. Ничто не отвлекало нас, пока вечером к нам не заглянул Макс.

Он дал знать о себе, негромко окликнув нас, когда тяжело поднялся на баржу;

— Крис? Девочка? Вы внизу? Залаяли собаки. Крис крикнул:

— Открыто.

И Макс осторожно спустился вниз. Он бросил собакам по печенью, я клевала носом в старом оранжевом кресле. Крис развалился у моих ног, оба мы зевали.

— Привет, Макс, — сказал Крис. — Что случилось? В руке Макс держал белый продуктовый пакет.

Он приподнял его. В первую секунду Макс показался мне странно неловким и, что еще необычнее, неуверенным в себе.

— Вот, принес вам еды.

— По какому случаю?

Макс достал красный виноград, кусок сыра, печенье и бутылку итальянского вина.

— Действую по извечной традиции. Когда в деревне на какую-то семью обрушивается несчастье, соседи несут еду. Помогает, как и выпить чаю.

Макс ушел на кухню. Мы с Крисом в изумлении переглянулись.

— Несчастье? — переспросил Крис. — Что происходит? Макс? С тобой все в порядке?

— Со мной? — откликнулся он. Вернулся со стаканами, тарелками и штопором. Положил все это на верстак и повернулся к нам. — Вы радио сегодня вечером не слушали?

Мы покачали головами.

— А что случилось? — спросил Крис. Потом выражение его лица быстро изменилось. — Черт. Легавые накрыли одну из наших групп, Макс?

— К ДСЖ это не имеет никакого отношения, — ответил Макс. Он покосился на меня. — Это связано с твоей матерью.

Господи, подумала я. Инфаркт, инсульт, сбита автомобилем, ограблена на улице. По моему лицу словно провели холодной рукой.

— И с этим ее парнем, — продолжал Макс. — Вы еще не слышали о Кеннете Флеминге?

— О Кеннете? — довольно глупо повторила я. — Что, Макс? Что случилось?

В моем мозгу лихорадочно заметались мысли. Авиакатастрофа, подумала я. Но в утренних газетах об этом ничего не было сказано. Ответ Макса доносился до меня лишь урывками,

— Умер… пожар… в Кенте… возле Спрингбурнов.