Прах

Кирилл оглянулся: улица Свободы, изгибаясь налево, поднималась наверх, к бывшему кинотеатру и улице Мещеряковой.

«И потом тоже в горку… да еще коттеджи этих американцев вокруг обегать…»

Кирилл бросился вниз по Свободе. Под уклон бежалось быстро и легко, и он даже возликовал: сейчас нагонит хотя бы часть опоздания, и хорошую такую часть. Как нельзя кстати вспомнилось, что и потом часть пути тоже будет со спуском.

Добежав до места, где начинала свой подъем эстакада, Кирилл повернул и бросился через дорогу на другую сторону улицы.

«Теперь тоннель!»

20:03

Подбегая к пешеходному тоннелю под каналом имени Москвы, Кирилл ощутил, как задрожал телефон в правом кармане джинсов. Остановившись, достал его и разблокировал экран.

Что он видит, Кирилл понял не сразу. В первые две-три секунды тупо таращился на фото: чьи-то окровавленные ладони на фоне травы, с запястий стекают к пальцам тонкие темно-красные струйки – что за чушь? и почему Алиса прислала ему эту чушь?

Понимание пришло внезапно, и Кирилл, будто получив удар под дых, со всхлипом втянул в себя воздух.

Это были Алисины ладони – он узнал одну из них по характерному ободку серебряного кольца на среднем пальце и тонкой белесой линии на подушечке указательного: шраму, оставшемуся от глубокого пореза, случившегося несколько лет назад.

Но этого не могло быть! Это чушь какая-то!

«Как в кино».

Коротенькая мысль подействовала на Кирилла как разряд тока.

«Ну, хватит!»

Щекам стало жарко. Он набрал номер, прижал трубку к уху. Это уже перебор, это уже капец какой перебор. Ей надо было остановиться, остановиться еще тогда, после звонка. Как раз получилось бы очень мило. Но нет, какое там! Нафотошопила и шлет теперь!

– Как мило, что ты позвонил. Девочка уже заждалась. Нехорошо опаздывать.

Кирилл замер. А мужской голос – баритон с легкой хрипотцой – едва ли не нежно проворковал:

– Только не говори, что все из-за пробки. Я вас таких знаю. Вы никогда не приходите вовремя. Вы не умеете любить время. Не цените моменты. Глупые.

Кирилл с сиплым присвистом втянул в себя воздух. В голове комариной стаей звенела пустота.

– Но ты, наверное, хочешь услышать не меня, а ее? Что ж… ты пока еще не совсем опоздал.

В трубке зашуршало, а потом где-то на заднем фоне Кирилл услышал плач. Голос он узнал сразу.

– Она еще ждет, – через несколько секунд сказала трубка мужским голосом, и связь оборвалась.

Задыхаясь, Кирилл привалился к металлическим прутьям ограждения, которое отделяло пешеходную дорожку от шоссе. Непонимающим взглядом посмотрел на пакет из универсама, который до сих пор держал в руке. Разжал пальцы, и покупки с отчетливым звоном – бутылка, что же еще! – упали на асфальт. Из раскрывшегося пакета вывалилась упаковка сыра, вслед за ней по серой пыльной дорожке потекла прозрачная струйка вина.

А Кирилл уже вбежал в тоннель и теперь несся по нему во весь опор.

Она не кричит. Надеется. Удивительно: сидит связанная, с надрезами, а надеется. Впрочем, как и все, кто был до нее.

Странные люди.

Не хотят признавать факты. Живут иллюзиями.

Тебя поймал человек. Связал и вскрыл запястья. Ты видишь его лицо. Но он говорит тебе, что отпустит, и ты веришь. Сидишь, молчишь и хнычешь – тихо-тихо, чтобы не нарушить условия договора… громко, впрочем, и не получится – кляп надежнее всех обещаний.

Непостижимо.

А я – я точен. В анализе. В выводах. В действиях.

Во времени.

Мы – заодно. Я люблю его. Я один знаю, как ему угодить – и делаю это раз за разом. А оно платит сторицей.

Не трогает меня.

Берет их, а меня – не трогает. Я – все тот же, что и семь лет назад, когда сделал ему первый подарок. Ровно семь лет назад, день в день, час в час. Скоро – будет минута в минуту и секунда в секунду.

По подарку каждый месяц. Неважно где, неважно кого, важно – когда и как.

День, вечер и ночь.

Идеальное время настает каждые сутки.

Жизнь, переход и смерть.

Переход уже начался. Секунда за секундой, капля за каплей. Приближается ночь.

И смерть. Но не для меня.