Маринованная рыба угрюмо колыхалась на тарелке. Мартинес допил свой кофе, и Алихан опять наполнил его чашку.
—
— Я думаю, ничего плохого в этом нет. Но для корпуса это не играет особой роли.
— Но эти люди могут быть, как бы это сказать… полезны для вас.
Что-то в голосе Алихана заставило Мартинеса выпрямиться.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Ну, — начал Алихан, — я припоминаю лейтенанта со старой
— Значит, дело было серьезное, — отозвался Мартинес. По его сведениям, оружейников довольно часто понижали в чине, но если они разжаловали двух пэров, вместо того чтобы просто назначить их на какую-нибудь незначительную должность, то можно быть уверенным, что они и вправду серьезно провинились.
— Из-за этого сорвались большие флотские учения, — объяснил Алихан. — Госпожа командующая Фанагия — старейшая в клане того Фанагии, который командовал эскадрой наксидов на Магарии, — была подвергнута позорному наказанию прямо перед старшим командующим флотом Эль-каем. И кроме того, мы же могли потерять
— Понятно, — отозвался Мартинес. — И как это сказалось на Саласаре?
— Ну, его наградили, конечно, — герой дня и все такое. Он стал очень известен. Но я хотел рассказать о том,
Мартинес позабыл про завтрак.
— И что же он сделал? — спросил он.
— У него взяли интервью. И в этом интервью он обратил внимание на дисциплину во флоте, возросшую под командованием Фанагии, на выдающиеся достоинства своих начальников, упомянул о высокой квалификации инструкторов, учивших его обращаться с ракетными установками.
— Никого не забыл, — проворчал Мартинес.
— Он исхитрился представить дело так, что вместо позора для флота оно обернулось прославлением всего корпуса. Фанагия распорядилась присвоить ему капитан-лейтенанта, хотя он всего девять месяцев как был представлен к званию лейтенанта.
Мартинес решил, что совет Алихана стоит обдумать. Он многозначительно подмигнул Алихану.
— А что стало с Саласаром? Я никогда не слышал этого имени.
— Он умер, господин, умер через несколько месяцев. Получил слишком сильную дозу гамма-излучения.
По крайней мере, в этом Мартинесу повезло больше — под облучение он не попадал.
— Я не могу говорить с репортерами, не посоветовавшись с господином командующим, — отозвался Мартинес.
— Да, я бы советовал вам попросить у него разрешения на это, господин, — согласился Алихан.
— Но черт бы побрал Абаша! — решительно заключил Мартинес. — Это он во всем виноват.
Алихан воздержался от комментариев.
Мартинес снова обратился к завтраку. Если вдуматься, он был вполне ничего себе.
Эндерби разрешил Мартинесу общаться с репортерами, рассчитывая отчасти на то, что цензоры флота всегда успеют вырезать лишнее. Мартинес решил воспользоваться разрешением, когда командующего вызвали на собрание, а никаких дел, кроме контроля текущих сообщений, у него не было.
Мартинес поговорил с несколькими репортерами, пользуясь переговорным устройством в офисе Эндерби. Он сообщил им, что организовывал спасательную операцию, вдохновляемый примером командующего флотом Эндерби и других своих начальников. Эндерби следит за тем, чтобы флот метрополии был дисциплинирован и выучен, чтобы все было на высоте. Именно Эндерби можно сказать спасибо за то, что флот метрополии готов к любым неожиданностям.
— Мы должны благословлять праксис за то, что сферы компетенции у нас четко очерчены, — говорил он. — Я выполняю свою работу и ответственен перед господином командующим, а другие делают свое дело, отвечая за него передо мной. Когда я берусь за задание, я помню, что оно поручено мне господином командующим, и делаю все от меня зависящее, чтобы оправдать его доверие.
Репортеры слушали его и почтительно что-то записывали — хотя бы для того, чтобы предъявить записки цензорам. Они задавали вопросы про жизнь Мартинеса, про его семью. Но не меньше их интересовали и кадет Кэролайн Сула, и судьба собаки Апельсина. Они хотели знать, нельзя ли взять интервью у кадета Сулы.