Она поразмыслила, не выпить ли питье, а потом еще залакировать нетронутым шампанским. Что-то в этой идее определенно было. Она вспомнила, какой она была, когда пила в последний раз, и улыбнулась… этим ребятам
Беда была в том, что хотя бы в этом она была с ними солидарна.
Она опустила стакан на стол и через мгновение опрокинула его вместе с содержимым на колени соседа.
— Ой, извини, — сказала она. — Хочешь, дам тебе спичек?
— Команда с флагмана, милорд, — сказал Мартинес. — Второе подразделение, измените курс эшелона на два-два-семь от один-три-ноль и начинайте ускорение при двух целых восьми десятых силы тяжести. Начало маневра в 27:10:000 по корабельному времени.
— Сообщение принято, — отозвался Тарафа. Он сидел во вращающемся амортизационном кресле посреди командной рубки, квадратной комнаты с мягкой обшивкой. Здесь было непривычно тихо, свет горел неярко, чтобы не отвлекать внимания от пастельных огней индикаторов на пульте — зеленых, оранжевых, желтых, синих. Мартинес сидел с поднятым забралом шлема, и его нос ловил запах машинного масла, исходящий от недавно смазанных амортизаторов их кресел, смешивающийся с запахом пластика его скафандра.
Мартинес сидел позади капитана и видел, что тот напряжен настолько, что защитная решетка и подпорки его амортизационного кресла дрожат в такт подрагиванию его конечностей.
— Вас понял, каплей, — отозвался Мартинес. «Каплей», обычное сокращение чина Тарафы, звучало в рабочей обстановке уместнее, чем официальное «капитан-лейтенант».
Тарафа глядел на экраны, слегка подергивая щекой, что было видно, потому что Тарафа своего шлема не надел, каковое нарушение инструкции было позволительно только капитану. Что-то было в позе капитана от футболиста, сосредоточенно разглядывающего схему сложной игры. Мартинес подумал, что Тарафа отчаянно боится не справиться с предстоящим маневром, что было вполне возможно, поскольку многие из унтер-офицеров, от действий которых главным образом и зависело судно, были непроходимыми тупицами.
По счастью, среди подчиненных Мартинеса был только один осел. Связист первого класса Серенсон, больше известный как центральный форвард
Впрочем, подумал Мартинес, это тоже не совсем так. Серенсон прекрасно разбирался в сложной системе боковых пасов, применяемых командой Тарафы при наступлении, и это было достаточно технично — и, кроме того, Мартинес готов был снять шляпу перед человеком, способным постичь запутанные правила, поправки и основы прецедента, необходимые для понимания правил офсайда. Просто Серенсон не способен был понять ничего сложного, если оно не касалось футбола, к которому он казался прямо-таки предназначенным самим провидением.
Все было бы ничего, если бы Серенсон состоял в чине не выше рекрута первого класса. Но Тарафа хотел поощрять своих игроков деньгами помимо тех изрядных кусков, которые он, без всякого сомнения, втихомолку им вручал, и повысил восьмерых основных игроков в ранг специалистов первого класса. Можно не сомневаться, что он бы сделал их и старшими специалистами, если бы это звание не требовало обязательного экзамена, который непременно выявил бы их полную профнепригодность.
Если исключить старшего лейтенанта Козловского, который был не только классным вратарем, но и знающим офицером, оставалось еще десять основных игроков плюс запасной (вторым запасным был кадет, свежеиспеченный выпускник академии Ченг Хо) и еще тренер, зачисленный в должность оружейника второго класса. Все вместе они представляли собой изрядный балласт для команды судна, состоящей всего из шестидесяти одного человека.
Теперь Мартинес знал, что имел в виду капитан Тарафа, говоря, что хочет, чтобы все члены экипажа принимали дела команды близко к сердцу. Это значило, что все должны выполнять за игроков их долю работы.
Мартинес справился бы без проблем, если бы речь шла только о том, чтобы прикрывать добродушного, но бестолкового Серенсона. Но на судне Тарафы, увлеченного футболом, все вертелось вокруг футболистов, а это значило, что на Мартинеса ложилась и изрядная часть работы Козловского, и даже часть дел самого капитана. Иногда ему приходилось выстаивать за них вахту.
А ведь футбольный сезон еще и не открылся. Мартинес с ужасом думал о том, что будет, когда начнутся игры.