Практическая антропология

Мы прошли огромный путь от дикости до цивилизации. Но остались все тем же стадным видом со своей иерархией. Разница только в том, что в современном цивилизованном обществе больше шансов занять привилегированное положение имеет человек умный, а в сообществе диком и животном – сильный и наглый. Второе слово довольно важное, поскольку не всегда преимущество имеет голая физическая сила. Иногда психологический напор, уверенность играют роль более важную, что мы знаем из поведения гопников и уголовников.

Вот такое нахально-агрессивное поведение в сочетании с ярко выраженным эгоизмом и является примативным. Именно на такое поведение и клюют самки. Потому что инстинкт подсказывает им: это первый парень в стае, в племени и на зоне!

Я был назвал это животностью, чтобы не использовать хорошее слово «примат», что значит «первый». Животность противоположна цивилизованности. Животность внутри цивилизации процветает в оазисах дикости – таких, например, как армия или тюрьмы, где выстраиваются жесткие самцовые иерархии, а так называемые «опущенные» (играющие роль самок) находятся на самом дне этой иерархии. Хотите посмотреть, как устроен наш вид в своей базе, посмотрите на тюрьму, где животность из людей вылезает в полной мере. Именно в стае обезьян вожак имеет право отбирать лучшие куски у субдоминантов и трахать лучших самок чаще других. Именно у обезьян демонстрация эрегированного члена – заявление на превосходство. И поэтому именно пенисом в тюрьме и на зоне самцы указывают «самкам» на их положение в иерархии.

Эта глубинная животность и особенности сексуального поведения вида вылезают порой в самых неожиданных местах – например, в спорах Евросоюза и России за Украину в 2014 году комментаторы в Интернете гадали, «под кого ляжет Украина» – под восточного соседа или западного. Лечь под кого-то, то есть сексуально отдаться, означает в глазах инстинкта быть в униженном положении самки, то есть на самом дне иерархии. В этой связи становится совершенно понятно, почему в диковатом СССР после вступления Красной армии на ранее оккупированные немцами территории советских женщин и девушек, спавших с немцами, вешали. А в более цивилизованной Франции после изгнания фашистов деятели Сопротивления несчастных «коллаборационисток», спавших с немцами, обривали наголо и всячески над ними издевались. Причина понятна: это же наши самки! Как они смели скрещиваться с чужими самцами и вообще вести себя по своей воле, не слушаясь природных хозяев! Тем самым они нас унизили, ведь самец, трахающий самку, ее унижает, нагибает. Наших самок покрыли против нашей воли, показав, что мы слабые! Нас тем самым унизили, показав нам наше истинное место в иерархии. Отомстим же за это… самкам!

Забавно, что выражение «я трахнула его» используют порой даже женщины, желая продемонстрировать свое превосходство в чем-то перед кем-то. А на мужской зоне активные педерасты активно и гневно отрицают свой гомосексуализм, поскольку ведь это же они трахнули «пидора», то есть выступили в роли самца!

Произойди мы от какого-нибудь иного вида, с иным рисунком сексуального поведения, весь облик цивилизации был бы другим, а сейчас…

Женщина млеет перед высоким (во всех смыслах) самцом. Истеричное поклонение нимфеток перед популярным певцом или не менее истеричный вопль «я хочу ребенка от фюрера» – типичные признаки самочьего поведения, не ограниченного рассудком.

Вот Высоцкий – активный, энергичный, поющий, склонный к наркомании, а значит, и яркой любви, сносящей крышу… Но хорош ли он как верный муж? Плох. Однако разум часто бессилен перед инстинктом. Поэтому рожают от одних, а замуж выходят за других. С мужчинами ситуация аналогичная: любят одних – ярких и стервозных, а замуж выходят за серых мышек. Потому что зов природы – это одно, а требования социальной среды – совсем другое.

И вот теперь, в эпоху легкой жизни, мы вновь возвращаемся к любви, то есть развлечениям тела и души, и отказываемся от семьи, как ячейки общества. Семья перестает быть молекулой социального вещества. Происходит его атомизация.

Глава 4. Социальные аспекты животной любви

Осень жизни, как и осень года,

Надо, не скорбя, благословить.

Эльдар Рязанов

– Дочь – отрезанный ломоть, – сказала моя супруга жене моего друга, когда те пришли к нам в гости и разговор между женами зашел об ихней тяжкой бабской доле. – Сыновья больше к своей семье как-то привязаны. А дочь вырастет и уйдет в другую семью. Вот я, например, где встречала Новый год? Думаешь, у моей матери? Нет, пошли в гости к Сашкиному отцу. Как-то так издревле повелось, что дочь отдают в чужую семью. И она становится частью чужой семьи, не той, в которой выросла. Даже фамилию меняет!

Действительно, так и есть. Но в одном жена моя все-таки немного ошиблась: повелось это не в далекие исторические времена и к обычаям вовсе не относится. Это тоже видовой признак!