Та же тенденция беречь привычные вещи, сохранять их неизменное месторасположение, с большим трудом и внутренней борьбой приобретать что-то новое (но ни в коем случае не выбивающееся из установленного, раз и навсегда, скромного образа!) прослеживается и в
Место, где обитает человек, наделённый тревожным радикалом, узнаешь сразу. Там всё чистенько, опрятно, нет ничего лишнего, немногочисленные предметы строго на своих местах.
Именно что немногочисленные. У эпилептоидов тоже всё аккуратно, но они смело оперируют большим числом предметов, разнообразных вещей, без конца классифицируя их, сортируя, раскладывая по полочкам. Когда собственных полочек эпилептоиду уже не хватает, он протягивает руки к чужим, осуществляя вынужденную (сами, дескать, не могут навести порядка!) экспансию.
Эпилептоид расширяет границы занимаемого им пространства, тревожный – суживает до «прожиточного минимума». Эпилептоид постоянно покушается на чужую сферу компетенции, тревожный рад бы отказаться от части своей, лишь бы его оставили в покое. В этом принципиальное отличие указанных радикалов[49].
Пространство тревожных не похоже также и на пространство истероидов, и не только тем, что у истероидов все предметы, создающие интерьер, яркие, цветастые, запоминающиеся, а у тревожных – блёклые, тёмные, нарочито заурядные.
Истероиды персонифицируют своё пространство, чётко обозначают, кто в нём обитает, кто осчастливил его своим присутствием: повсюду их фотографические и живописные портреты, именные кубки и салатницы, грамоты, открытки, книги с дарственными надписями: «Дорогому Петру Петровичу в день девяностопятилетия от коллектива районной погребальной конторы. Ждём и надеемся!»
Тревожные, напротив, избегают подобной самопрезентации. Их пространство безлико, оно словно никому конкретно не принадлежит.
Среди вещей, особенно дорогих тревожным, – амулеты, обереги и т. п. Их немного, часто – всего один, но такой, с которым тревожный человек идёт по жизни, не расставаясь. Подобный амулет хранится с особой тщательностью, в самые тяжёлые минуты играя роль клапана, через который отводится излишек страха. К нему обращаются с молитвой, заклинанием: «Спаси, сохрани, избавь, укрепи дух, отведи гнев»… Потеря амулета для тревожных равносильна потере близкого друга. При этом они могут надолго впасть в состояние душевного оцепенения.
Единственное, что более или менее отчётливо отражается на лицах тревожных, так это оттенки страха (при длительном стрессе – хронического). Помните, у Толстого:
Тревожные разговаривают обычно мало, негромко, их голос монотонный, слабо модулированный.
Вместе с тем значимым с психодиагностической точки зрения является контраст поведения тревожных в привычном (хорошо знакомом, проверенном, предсказуемом) и в новом для них окружении.
Тревожная тенденция имеет свойство несколько угасать, отступать на задний план, когда её обладатель находится среди друзей. И тогда другие радикалы, составляющие реальный характер, выходят вперёд, формируя стиль поведения.
Вам, уважаемые коллеги, наверняка не раз приходилось видеть и неутомимого спорщика, и самовлюблённого хвастунишку, и пышущего злобой клеветника, распространяющего сплетни, и поэта, декламирующего свои стихи, и остроумного рассказчика, которые… мгновенно умолкали, прятались, как улитка в раковину, стоило в привычной для них компании мелькнуть незнакомому лицу.
Тревожный человек, говоря словами Чехова (рассказ «Припадок»),