Он приложил руку к сердцу и попрощался. Как только его машина скрылась за поворотом, у меня подогнулись колени, как будто он и в самом деле перебил их. Я прислонилась к пикапу. Папе нужны были деньги. Он сделал все, что мог, чтобы не дать дому рухнуть и защитить своих квартирантов. Отец хотел, чтобы я могла им гордиться. Это произошло сразу после того, как я выплеснула на него мой гнев и мое презрение.
Три часа спустя я сидела среди витрин в салоне самого респектабельного в Атланте торговца серебром миссис Адамсон. Это была скромная седовласая женщина в отлично сшитом костюме из синей шерсти с ниткой настоящего жемчуга на шее. Я слышала, что, когда она занялась делами после смерти мужа, ей пришлось продать фамильное серебро, чтобы свести концы с концами. За те годы, что я жила в Атланте, мы стали друзьями, пока я собирала и хранила мою скудную коллекцию столового серебра. Это серебро переходило из рода в род, от одной женщины, носившей фамилию Пауэлл, к другой. Я должна была отдать его моей старшей дочери, а она своей. А теперь все это серебро лежало в коробках у моих ног.
– Дорогая, мне так неприятно, что вам приходится это делать, – посочувствовала мне хозяйка салона мелодичным голосом настоящей южной леди.
– Вы же знаете, иногда приходится на это идти.
Миссис Адамсон кивнула. Протягивая мне чек, она задержала свою руку с голубыми жилками на моей.
– Я подержу ваше серебро месяц, и вы сможете получить его обратно за ту сумму, которую я вам заплатила.
Я поблагодарила ее, но вышла из салона, твердо зная, что распрощалась с фамильными реликвиями навсегда. Начался дождь. День подходил к концу, на город спускались сумерки. Мне следовало бы добраться домой, дать себе передышку, напиться.
Я поехала на Персиковую улицу.
“Если бы я только знал, я бы дал ей деньги. Если бы Урсула только попросила. Но она не станет просить”. Квентин ехал по улицам Атланты. Он искал Урсулу. Лиза рассказала ему о Джо Белле Уокере. Она сама застала Урсулу в гостиной, где та упаковывала серебро, и дочери Тома Пауэлла пришлось все объяснять Лизе-Оленихе.
“Проклятые ростовщики, ничем не отличаются от тех, кто правил бал в нашем квартале”, – думал Квентин. Он вырулил в узкий переулок. “Но Урсуле достаточно было обо всем рассказать мне. Я бы дал ей все, в чем она нуждается. Мы бы могли считать это авансом за Медведицу”.
Он нахмурился, размышляя об отношении Урсулы, потом чертыхнулся сквозь зубы.
“Она не хочет оказаться у тебя в долгу. Ни в финансовом смысле, ни в общечеловеческом. Урсула Пауэлл тебя разгадала. Ты сам хотел держаться в стороне, вот теперь и получай”.
Квентин ехал медленно, серый тяжелый дождь барабанил по ветровому стеклу. Он включил “дворники” и закрыл окна. Запахи и краски дождливого дня всегда заставляли его думать о том, что мир опустел, и он остался один. Квентин прибавил скорость.
“А что, если я больше не хочу оставаться в стороне?”
Летние дождливые вечера на юге всегда опасны, влажная жара заставляет нарушить самые строгие запреты. Чувственное тепло возбуждает людей, они убивают и соблазняют, кричат во все горло или направляют свою необузданность под сень палаток секты “Возрождения веры”, где пот, секс и спасение пахнут одинаково.
От жары окна пикапа запотели. “Дворники” скользили по стеклу, повторяя однообразную мантру: “Шш-ш, ду-ура, шш-ш, ду-ура, шш-ш, ду-ура”.
Четкие контуры дня сменились влажными расплывчатыми контурами, когда я припарковала машину у широкого тротуара Персиковой улицы. Опустевшие дома, спокойные безлюдные улицы, одинокие огоньки в тумане. В нескольких кварталах отсюда, в доме, который я помогала ремонтировать, Грегори и его новая подруга, вероятно, отмывают раковину в кухне или опрыскивают дезинфицирующей жидкостью сверкающие чистые полы.
Площадку рядом с магазинами уже разрыли. Пекановые и персиковые деревья исчезли. Огромная яма зияла на месте старого персикового дерева, а о пекановых деревьях напоминали низкие пеньки вдоль тротуаров. Без зеленой листвы деревьев древние магазины выглядели хрупкими, старыми, обнаженными. Высокие рамы уже вынули, и стены смотрели на мир черными провалами окон. И что хуже всего, ограда из металлической сетки окружала весь квартал. Я вцепилась в нее, прижалась лицом и смотрела на мой магазинчик, как мать на пострадавшего ребенка. Мне хотелось просочиться сквозь плотную сетку, как мягкое масло, если его протереть сквозь сито.
Я вернулась к пикапу, подъехала к моему магазину с тыла, где раньше стояли баки для мусора, сбросила скорость, аккуратно въехала на тротуар и ткнула бампером в ограду. Сетка закачалась. Совершенно ясно, что стальные столбы никто не закапывал слишком глубоко, так как никому и в голову не приходило, что кто-то захочет проникнуть внутрь. Это было знамение свыше.
Я осторожно прибавила газ, секция ограды подалась и легла под колеса пикапа. Я вышла из машины и подошла к задней двери, прихватив с собой ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Только в эту минуту я увидела, что подрядчик оставил на двери висячий замок.