Затем Квентин связался с Джои Арайзой и попросил того прекратить поиски скульптора.
– У меня изменились планы, – таким было его объяснение.
В голосе Джои слышалось больше удивления, чем недовольства:
– Дело становится все более таинственным.
– Ситуация очень непростая, но ты скоро все поймешь.
– Где ты сейчас?
– Для меня нашлась работенка за пределами штата.
– Снова где-то на Юге? Ты покупаешь? Или разбираешь очередной дом на части?
– Джои, сделай одолжение: не задавай вопросов и, если моя мать придет к тебе и примется расспрашивать, ничего ей не говори, договорились?
– Я знаком с ней не один год, парень. У меня блестящая подготовка.
– Что ж, тогда держись так и дальше.
Закончив переговоры, Квентин поудобнее устроился в кресле в номере мотеля. Он продолжал держать сотовый телефон в руках, думая о том, что следовало бы позвонить управляющему и забронировать для себя этот номер по меньшей мере до конца месяца. У него не было ни малейшего желания жить в крошечной квартирке в курятнике, где он ночевал в свой прошлый приезд.
“Я должен оставаться здесь, в городе, и отнестись к этому проекту как к обычной работе. Каждое утро отправляться на ферму, работать и возвращаться обратно. Ужинать и сидеть в одиночестве в этой комнате по вечерам. Держаться подальше от искушения. От Урсулы”.
Он оглядел чистенькую комнату, пытаясь убедить себя, что его решение остаться в мотеле ему и в самом деле поможет. Накануне на доске у методистской церкви Тайбервилла он прочел изречение на эту неделю: “Ничто не заменит силы духа”.
Квентин убрал телефон, оплатил счет и уехал в “Медвежий Ручей”.
В самом начале октября, когда горы из зеленых стали золотисто-красными, Квентин разбил рабочий лагерь у основания скульптуры. На опушке дубовой рощи он поставил большую армейскую палатку. Доктор Вашингтон нашел для него в своем амбаре старинную пузатую печурку. Дымовая труба выходила в вентиляционное отверстие в брезенте, напоминая серебряный шпиль небольшой церкви. К потолку Квентин привесил лампочки, а пол застелил плетеными ковриками, которые купил на блошином рынке в Тайбервилле. Там же он приобрел старый деревянный стол и тяжелое кресло, которое надо было только покрыть лаком. Квентин не стал этого делать, а когда поставил его у стола, получился удивительно стильный ансамбль. На столе нашлось место и для портативного компьютера, и для принтера, вставшего рядом со стопкой книг по теории искусства и дизайну.
Свои вещи, переправленные ему Джонсоном, Квентин повесил и разложил в большом платяном шкафу, который нашел в городе на распродаже в магазине новой и подержанной мебели. Сержант сумел с оказией прислать к нему и Хаммера, явно обрадованного возможностью вернуться в эти места.
Квентин протянул провод от электрического щита в доме, подключил небольшой холодильник и электроплитку, но не забыл вырыть яму для барбекю и соорудил на улице походный очаг, где было место для сковородки и кофейника. Мы все следили за ним как зачарованные. Даже Артур вышел на улицу, чтобы наблюдать. Было очевидно, что мой брат все еще обожает Квентина. Зачастую исключительно одно желание посмотреть на брата-медведя за работой заставляло Артура вылезти из постели.
Все обитатели фермы не отказывали себе в удовольствии поглазеть на элегантный и практичный лагерь Квентина. Бартоу Ледбеттер опирался на палку и рассматривал сооружение с благожелательностью добродушного лесного гнома.
– Думаю, он провел немало времени в армии, раз научился так ловко устраиваться вне дома. Может быть, парень и не художник, но явно возвел навыки выживания в ранг искусства.
– В армии никого не учат класть ковры на пол палатки, – фыркнул Освальд и повернулся ко мне. – Ты уверена, что он не “голубой”?
– Абсолютно, – ответила я.
Наконец Квентин использовал несколько бывших амбарных балок для сооружения в центре палатки гигантской кровати. Он купил для нее роскошный матрас и белье, а несколько теплых клетчатых пледов из запасов Пауэллов, которые я ему одолжила, довершили картину. Квентин не забыл и о полудюжине пухлых подушек.
Наконец он купил переносной туалет и установил его за палаткой, прикрыв от любопытных глаз тяжелым деревянным экраном, который смастерил сам. Ему надо было приходить в квартирку в бывшем курятнике, чтобы принять душ, но, кроме этого, Квентин ни в чем не нуждался в своем импровизированном лагере на краю моего пастбища. Они были там одни, он и Медведица.
– Я хочу купить подержанный грузовик, – объявил он мне.
Мы с Освальдом отвезли его на Тайбервиллский окружной аукцион, где долго бродили в толпе фермеров, торговцев, женщин в узеньких юбчонках и сплевывающих в самый неподходящий момент байкеров.
Квентин остановил свой выбор на старом грузовике Национальной гвардии, потерявшем свой привычный защитный цвет и перекрашенном в яркий красно-коричневый.
– Для чего тебе этот гигант? – спросил Освальд.