Практическая магия

К обеду недобрые предчувствия, не покидавшие Салли с утра, почти забыты. Не верь тому, чего не ви­дишь, — таков был всегда ее девиз. «У страха глаза ве­лики» — была любимая ее поговорка, когда девочки в раннем детстве свято верили, что на второй полке бельевого шкафа в коридоре живут страшные чудови­ща. Но в тот самый миг, как Салли отпустило и у нее мелькает мысль, что недурно бы освежиться пивом, на кухне ни с того ни с сего со стуком падают вниз штор­ки, словно вдруг разрядилось напряжение, исподволь копившееся в стенах. У Салли к этому времени готов салат из фасоли с брынзой, морковь соломкой, мари­нованная брокколи и на сладкое — воздушный торт со сбитыми белками. Судьба последнего, однако, под во­просом — когда со стуком опустились шторки, торт на­чал опадать, сперва с одной стороны, потом с другой, пока не сделался плоским, как тарелка.

— Да все нормально, — говорит Салли дочерям о по­ведении штор, как бы приведенных в действие некой посторонней силой, но голос ее, даже на собственный слух, звучит неубедительно.

Вечер спускается душный, влажный, — белье, вися­щее на веревке, лишь отсыреет, если его оставить на ночь. Густо-синее небо нависло знойной пеленой.

— Не все, уж это точно, — говорит Антония, потому что как раз в эти минуты поднимается странный ветер. Он врывается в дверь, забранную проволочной сеткой, в открытые окна, дребезжа тарелками и столовым се­ребром. Кайли вскакивает и бежит взять свитер. Ее, хо­тя жара лишь усиливается, от этого ветра пробирает мороз; мурашки бегут по коже.

На улице, по соседним дворам, опрокидываются детские горки, и кошки, царапаясь в заднюю дверь, от­чаянно просятся в дом. Посредине квартала раскалы­вается надвое тополь и рушится на землю, задевая по­жарный гидрант и разбивая стекло стоящей у тротуара «хонды-сивик». Тогда-то Салли с девочками и слышат стук. Девочки вскидывают взгляд на потолок, потом переводят его на мать.

— Белки, — успокаивает их Салли. — Ишь, развелись на чердаке.

Но стук не прекращается, ветер тоже, а жара все продолжает нарастать. Наконец, к полуночи, все во­круг стихает. Наконец-то люди могут уснуть. Салли — одна из немногих, кто еще не ложился. Ей еще колдо­вать над яблочным тортом по особому рецепту — с до­бавлением черного перца и мускатного ореха, — кото­рый она сохранит в морозилке до Четвертого июля, когда весь квартал собирается на праздник. Но в конце концов засыпает и Салли, невзирая на погоду; вытяги­вается под прохладной белой простыней, оставив окна открытыми, так что в них задувает ветерок и гуляет по комнате. Умолкли первые в этом году сверчки, рассе­лись по кустам воробьи под защитой веток, слишком непрочных для кошачьей тяжести. И едва только лю­дям начинают сниться свежескошенное сено, пирог с черникой и лев, мирно полеживающий рядом с ягнен­ком, как вокруг луны появляется кольцо.

Сияние вокруг луны — это всегда знак перелома: то ли погода переменится, то ли заболеешь, то ли наступит полоса упорного невезенья. Но если кольцо двойное, все перекрученное, перепутанное, как взбаламученная радуга или любовные отношения, в которых все пошло вкривь и вкось, — тогда можно ждать чего угодно. В та­кое время разумнее не подходить к телефону. Люди с понятием предусмотрительно закроют наглухо окна, они запрут все двери и не позволят себе поцеловаться со своей милой поверх садовой калитки или погладить приблудную собаку. Беда, в конце концов, сродни люб­ви — нагрянет без предупреждения, и не успеешь огля­деться, опомниться, как подчинит себе все.

В вышине, над крышами домов, кольцо уже пошло свиваться вокруг себя, подобное световой змее неведо­мых возможностей, переплетаясь двойной петлей, стя­нутой силой тяготения. Если б народ не спал, то мож­но было бы, выглянув в окно, полюбоваться красотой светового кольца, но люди спали безмятежным сном, оставив незамеченными и луну, и наступившее за­тишье, а также «Олдсмобиль», который уже свернул к дому Салли Оуэнс и останавливается возле «хонды», купленной Салли два года назад на смену древнему ми­кроавтобусу, полученному от тетушек. Женщине в та­кую ночь не составит труда вылезти из машины так ти­хо, что никто из соседей не услышит. Когда в июне сто­ит такая жара, когда так тяжко нависает чернильное небо, стук в дверь, забранную проволочной сеткой, не разнесется по окрестности. Он канет в твои сны, по­добно камню, брошенному в воду, и ты проснешься в панике, задыхаясь от бешеного сердцебиения.