Практическая психоантропология Людвига Фердинанда Клаусса

Движимый потребностью практической работы в январе 1927 года он отбыл на Ближний Восток. Там его уже полтора года ожидала Маргарита Ланде, также ученица Эдмунда Гуссерля, девица из семьи евреев-выкрестов, интересовавшаяся больше сионистским движением, нежели арабами, как Клаусс. Но сердце ученого оставалось в Берлине, где жила его возлюбленная Ева. Его письма к ней содержали не только признания в любви, но также интересные оценки собственной миссии. Так в одном из них он писал: «Моя задача заключается в том, чтобы теперь в большем объеме, чем прежде, доказать на деле созданную мной расовую психологию». В другом подчеркивал: «Поскольку я однажды открыто произнес «Раса и душа», меня теперь призывают открыто сделать упор на расе, а не на душе. От меня требуют расологии, как марочного товара. Это ужасно». А в апреле того же года он писал уже из Иерусалима: «Когда я прибыл сюда, я надеялся найти в сионистских кругах таких евреев, которые хотят сделать в еврейской сфере то же, что и я – в немецкой: очистить свой тип путем познания его границ. Я думал, здесь есть такие, кто осознал, что для того, чтобы стать семитом в настоящем, а не в дурном смысле этого слова, надо сначала найти свой внутренний ландшафт и лучше всего это можно сделать в стране отцов. Нашел пока только двоих. Это одинокие, утратившие надежды люди, не имеющие никакого значения».

Для начала своих исследовательских изысканий Клаусс снял небольшой дом на окраине Иерусалима. К осени 1927 года он счел для себя, что уже достаточно знает язык, страну, людей и обычаи, чтобы отправиться к бедуинам в Трансиорданию. Этой страной тогда правили англичане и все находилось под контролем политической полиции. Каждого иностранца регистрировали при пересечении моста через реку Иордан, и потом он должен был отмечаться на каждом жандармском посту. Поэтому Клаусс решил перейти Иордан нелегально, но его первая попытка не удалась из-за недружелюбия бедуинов. Столь же неудачными были и две другие аналогичные попытки. Тогда Клаусс решил идти напролом: выдал себя за шейха живущего далеко на севере племени «немецких бедуинов» («араб-эль-альман»), взял напрокат автомобиль и отправился прямиком в Амман к шейху племени бени-сахр, прославившегося за год до этого разграблением городов Галилеи.

Клаусс сумел понравиться этому шейху, и с тех пор началась его жизнь среди бедуинов. Он мечтал принять участие в каком-нибудь грабительском набеге, но бедуины вели себя мирно.

Чтобы узнать хоть что-нибудь о жизни арабских женщин, он привез к Амману Маргариту Ланде и, к крайнему удивлению бедуинов, поместил «свою жену» у женщин шейха, а не в своем шатре. Любопытные арабы обыскали его шатер, уничтожили фотоаппарат и пленки. Тогда Клаусс забрал Маргариту к себе и заявил, что уезжает, оскорбленный таким нарушением законов гостеприимства. Их долго не отпускали, но, сумев хитростью прорваться в этот закрытый для европейцев мир, он сумел и вырваться из него таким же нетрадиционным способом.

4.

В апреле 1931 года Клаусс покинул Ближний Восток, чтобы вернуться на родину, которая переживала тяжелейший экономически и политический кризис. Духовная атмосфера Германии была буквально изуродована и пропитана миазмами всякого рода гностических и мистических учений. «Пророки», «спасители», «чудотворцы» владели душами одурманенных масс, а показное уличное чаробесие расцвело с силой, которая наблюдалась в Европе последний раз во времена распада Римской империи. И Клаусс как истинный патриот и здравомыслящий человек понял, что только академическая наука способна остановить эту всеобщую деградацию и сползание в хаос.

Это был крайне опасный момент в его биографии, ибо независимо от его научного статуса (который был уже признан во всей Германии) всего лишь от политических акцентов его публичного поведения зависело, станет он вождем интеллектуалов Нордического движения или же будет объявлен его диссидентом. Он не считал себя фатальным биологическим детерминистом, но при этом требовал изучения строгих типологических различий. Марксисты и либералы как опытные провокаторы только и ждали, когда Клаусс допустит любую оплошность, чтобы все его начинания обратить о вред делу обновления Германии.

В конце 20-х годов Клаусса сравнивали с Гитлером, но уже в начале 30-х некий доктор Каспари уже открыто радовался, что Клаусс «поставил всю расовую теорию на новую основу», уничтожил легенду о превосходстве определенных рас; неопровержимо доказав, что нет вообще никаких расовых свойств, а есть только типологические и расово обусловленный стиль, в котором они выражаются. Основная суть учения Клаусса в интерпретации левых оказалась сознательно или бессознательно искаженной до неузнаваемости, и представители противоположного правого лагеря, не разобравшись, обвинили Клаусса в предательстве, ибо он якобы усомнился в превосходстве нордической расы.