Они встретились с фрау Келлер впервые после трех месяцев электронной переписки, но обнялись, как родные люди. Анна отлично говорила по-русски. Сотрудница кардиоцентра сразу прониклась сочувствием к Николаше и взяла на себя функции организатора.
– Дайте на вас посмотреть, Полина! Да вы настоящая русская красавица! Привезли анализы, снимки? – тараторила фрау, схватив дорожную сумку Аполлинарии в одну руку и руку спутницы – в другую. – Идемте, Полина, идемте. Там мое авто. Как себя чувствует Николаша? У меня сюрприз! Руководство нашей клиники решило пойти вам и мне навстречу. Операция будет сделана Николаше за половину стоимости. Вы оплатите только материалы и использование оборудования. Реабилитационный период, палата – тоже за половину стоимости. Вы сами будете жить у меня. Мой дом в пятнадцати минутах езды от клиники. Таким образом… секундочку… – Анна достала из кармана лист бумаги со сложными математическими выкладками. – Таким образом, Полина, мы значительно сократили необходимую сумму. Как я рада! Полина! Что с вами? Почему вы плачете?!
Аполлинария рыдала, вытирая кулаком слезы. Носовой платок куда-то запропастился. Никогда в жизни она не позволяла себе так распускаться! В самые трудные минуты ее железный характер и гордость приказывали ей оставаться безразлично-спокойной.
– Полина! Вы что?
– Если бы вы знали, чего мне стоило собрать эти деньги!
Фрау Келлер посмотрела на зареванную гостью:
– Вы не зря их собирали. Они вам пригодятся. Операция – не окончание лечения, а только начало. Нет, разве плохо, что мы сумели сэкономить?
– Конечно хорошо. Спасибо вам огромное, – всхлипнула Аполлинария.
Если бы фрау Келлер знала! Каждая единица валюты на Полинином счете имела историю, достойную сценария мексиканского сериала. Каждый доллар или евро обладали стоимостью, несравнимой с их номиналом. За все Полина заплатила нервами, чувством униженности и бессилия в одном случае (когда ей кидали подачку) или чувством горячей благодарности в другом (когда ей отдавали последнее). И первое, и второе являлось одинаково сильным испытанием для психики.
«Я душу дьяволу продала за эти деньги», – подумала Аполлинария.
Глава 4
Перламутрово-синий автомобиль летел по Западному шоссе в сторону города, обгоняя попутные машины и уверенно маневрируя. Девушка за рулем была отличным водителем. Но вскоре Вике пришлось съехать на обочину и остановить автомобиль. С ней вновь происходило что-то странное.
Мокрое черное шоссе внезапно превратилось в шелковую ленту, и эта лента стала сворачиваться в клубок. Сосны вокруг дороги начали бешено раскачиваться, стемнело, с неба посыпались увесистые черные шары для боулинга – они разбивались об асфальт и разлетались во все стороны белыми искрами. Вдали маячили ослепительные огни. Они приближались, и их приближение сопровождалось невероятным шумом, адским грохотом. Что-то огромное, страшное, чавкающее надвигалось на Викторию…
…держи… какая сильная… марк, руки… не надо… заднее сиденье… ковбой… дыши… не хватит… ковбой… ты что… привязать… нет… Вика, открой глаза… она не слышит… сделай…
– Нет! – крикнула Вика. Она помотала головой, стряхивая наваждение.
Лента шоссе послушно расправилась и ровной полосой улеглась между соснами. Как и прежде, проносились мимо автомобили, забрызганные весенней грязью.
– Кажется, я схожу с ума, – сказала Виктория. – Вроде бы это не входило в мои планы. Что же я?
Несколько минут она моргала в принудительном режиме, прогоняя мушек, резвившихся перед глазами. Когда мушки исчезли и осталась только дикая головная боль, Вика завела мотор. Надо было ехать.
– Теперь я Алиса Горностай, – рассуждала Виктория, вновь подгоняя автомобиль в сторону города. Она приоткрыла окно, и ледяной ветер оказывал ей услуги анестезиолога. Ломота во всем теле проходила, голова постепенно расставалась с гулом и шумом, ее наполнявшими. – Кто-то премило пошутил со мной. Что ж! Я благодарна этому таинственному фокуснику. В любом случае, когда настоящая Алиса Горностай решит забрать у меня автомобиль, одежду и сапоги – сапоги, кстати, хлюпают, они мне велики – она оставит мне мои новые бивни. Челюсти великолепны! К сожалению, моей прекрасной шевелюры уже не вернуть. Как на днях сказал Феликс, наш менеджер? Вика, у тебя волосы цвета золотистой пшеницы! А что он скажет теперь? Вика, ты ощипанная черная курица. Да, именно так он и скажет. Но и в новой прическе есть свои плюсы: меня перестанут априори считать тупой блондинкой… Итак, объясните, что со мной все-таки произошло?
Вопрос повис в воздухе. Виктория попыталась включить обратную перемотку, но череду воспоминаний упорно заклинивало в одной точке: болезненное пробуждение в незнакомом автомобиле. Далее начиналось непостижимое – мелькание разноцветных огней, вой, скрежет, чернильная темнота, звуки бубна, затишье, вновь хоровод ослепительных вспышек… Никаким усилием воли не удавалось преодолеть омут, наполненный вязкой тиной беспамятства и улюлюканьем маленьких чертят.