Практические занятия по русской литературе XIX века

Преподаватель привлекает внимание студентов к другому важнейшему для Пушкина вопросу — к вопросу о близости Пугачева к народу, Во время поездки в Поволжье и Приуралье Пушкин убедился в благоговейном отношении людей из народа к памяти Пугачева. Всюду, где это было возможно, Пушкин писал об этом и в «Капитанской дочке» и в «Истории Пугачева». Пушкин охотно вносил в свое повествование бытующие в народе воспоминания о Пугачеве — сказки, песни, отдельные исторические моменты, сохранившиеся в различных легендах, живущих в народе. Это заметно и в иносказательной беседе «дорожного» с хозяином умета, в беседах Пугачева с его соратниками, даже и в его общении с Гриневым. А в своем историческом труде Пушкин рассказал о том, как закованного в цепях Пугачева привезли в Симбирск и повели прямо на двор к графу Панину. Окруженный своим штабом, граф вышел на крыльцо и стал спрашивать Пугачева: «Как же смел ты, вор, назваться государем?» — «Я не ворон(возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон‑то еще летает».Пушкин выделил курсивом эти слова Пугачева, подчеркивая этим значительность их. Он обратил внимание на иносказательность, придавая словам Пугачева широкое, пророческое значение — предсказание народного вождя на будущее. Но сказать об этом прямо в своем историческом сочинении для Пушкина было невозможно, как и выразить в нем возмущение поступком графа Петра Панина, вырвавшего у скованного Пугачева клок бороды. Но через два десятилетия спустя Герцен сказал об этом за Пушкина, сказал не однажды, в частности в статье «Крещеная собственность» [209]. О том, какое большое значение придавал историческому труду Пушкина о Пугачеве Герцен, как высоко ценил он этот труд, говорится в замечательной книге Н. Я. Эйдельмана «Герцен против самодержавия». Автор пишет: «Присказка — «ворон — вороненок» и эпизод из пушкинской книги, где она впервые приводится… много раз привлекали внимание Искандера. В печатных его сочинениях этот текст толкуется как предсказание, угроза власти и помещикам, однако тем не исчерпывается для Герцена пророческий смысл пугачевской присказки. В письме к Герцену 19(7) апреля 1850 г. [впервые опубликовано только в 1861 г.] находятся следующие примечательные строки: «Сам я недавно перечел историю пугачевского бунта Пушкина. Все это так характерно, что можно было бы об этом сделать статейку… На каждой странице находились такого рода прелести в духе Марата: «Прибыв в город N., Пугачев велел повесить этих офицеров, всех дворян, 20 священников, объявив весь простой народ и крестьян свободными на вечные времена. И он прошел через четыре обширные губернии и в течение нескольких месяцев был самодержавнейшим властителем. «Я только вороненок, — сказал он Панину, когда уже был связан и выдан своими друзьями, — а ястреб‑то еще летает в небе, он еще появится». Любопытно бы знать, что же сделает ястреб, если это было только детской игрой» [210].

0 том, что Пушкин испытывал большой интерес к внешнему облику Пугачева, говорит один знаменательный факт, связанный с опубликованием «Истории пугачевского бунта». Во время печатания своего сочинения Пушкин через книжный магазин Ф. Бедизара и К ⁰заказал гравировать портрет Пугачева в Париже. Портрет был выполнен и около 18 июля 1835 г., т. е. почти через семь месяцев после выхода в свет «Истории», переслан в Петербург. Пушкин, несомненно, придавал большое значение наличию портрета Пугачева в своей книге. Лицам, которым он был особенно благодарен за разнообразные сведения о восстании и происходивших событиях, Пушкин задержал отправку своей книги с дарственной подписью до получения гравированного портрета Пугачева. Об этом он писал 14 февраля 1835 г. из Петербурга И. И. Дмитриеву: «Спешу оправдаться: я до сих пор не доставил вам своей дани, потому что поминутно поджидал портрет Емельяна Ивановича, который гравируется в Париже; я хотел поднести вам книгу свою во всей исправности» (16; 11). Приблизительно то же сообщал он А. А. Фуксу от 15 августа того же года: «Долго мешкал я доставить вам свою дань, ожидал из Парижа портрета Пугачева; наконец его получил и спешу препроводить вам мою книгу» (16; 44) — и И. И. Лажечникову (16; 62).

Все эти сведения заимствованы нами из статьи Н. Н. Петруниной [211]. Психологическая сложность и углубленность, которые отмечает исследовательница в портрете, гравированном на стали, на наш взгляд, нашли определенное отражение в изображении Пугачева у Пушкина. Н. Н. Петрунина полагает, что оригиналом портрета, гравированного на стали в Париже по заказу Пушкина, был портрет, находящийся ныне в Государственном историческом музее (холст, масло), поступивший из Остафьева (бывшего подмосковного имения кн. П. А. Вяземского).