Практические занятия по русской литературе XIX века

Остановимся на этом моменте. Напомним, что библеизмы широко применяются в русской поэзии со времен Ломоносова и Державина. Пушкинский пророк говорит библейским языком. Отсюда высокая торжественность его монологической речи. Это торжественный ораторский стиль, в котором слышна архаическая «витийственность». Студенты перечисляют библейские выражения «Пророка»: «шестикрылый серафим», «перстами легкими», «отверзлись вещие зеницы», «горний ангелов полет», «жало мудрыя змеи», «десницею», «грудь отверстую», «бога глас», «и виждь, и внемли», «глаголом жги» и т. д. Ни в одном из пушкинских стихов нет такого множества церковнославянизмов, как в «Пророке».

Преображение пророка совершается последовательно. Пушкинский пророк, как и в библии, провидец и прорицатель. Как и в библии, он обличитель общественного зла, носитель правды, защитник народа, но он сочетает пафос гражданской непримиримости с сознанием высокого поэтического долга.

Полон муки и боли процесс превращения томящегося духовной жаждой человека в пророка.

Пушкин передал все нарастающий драматизм этого процесса. Легкими, «как сон», были персты посланца неба — шестикрылого серафима, когда он коснулся зениц и ушей влачившегося в пустыне человека. И это прикосновение дало человеку вещее, орлиное зрение и слух, способный воспринимать все шумы и звоны земли и неба. Но кровавой десницею стали персты серафима, вырвавшие у человека «грешный», «празднословный и лукавый» язык и вложившие в «замерзшие уста» его змеиное жало — воплощение мудрости и разящей силы. Не годным оказалось и «трепетное сердце» человека для предназначенной ему свыше миссии пророка. И в рассеченную «отверстую» грудь его был водвинут «пылающий» угль. «Как труп», лежал в пустыне новообращенный пророк, к которому «воззвал» голос бога:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.

Так совершилось превращение человека в поэта–пророка, способного воплощать в своем творчестве большие высокие цели, быть глашатаем правды, поборником справедливости. Но какого духовного и физического напряжения потребовало оно!

Путь поэта–пророка ответствен, опасен, суров и труден, но он берет на себя великую миссию обходить «моря и земли» и жечь «глаголом» сердца людей. Он полон веры в предстоящую ему высокую деятельность.

Каждое слово стихотворения полно силы и значения. Каждое выражение лаконично и образно. Это именно те пушкинские стихи, о которых писал Гоголь: «В каждом слове бездна пространства», «каждое слово — необъятно, как поэт». Гоголь подчеркивал и «лаконизм», «каким всегда бывает чистая поэзия» (VIII, 55).

Стихотворение Пушкина было отражением подъема декабристской эпохи. И вместе с тем оно несет в себе большую общечеловеческую мысль.

«…Глаголом жги сердца людей» — это об огненном слове поэта. Как будто символика, аллегория, а между тем какая реальная жизненная правда, какое глубокое, выведенное из фактов понимание задач и смысла искусства! Ничего лучше, полнее и точнее не было сказано на эту тему во всей мировой поэзии» [307], — писал А. Слонимский.

у Студенты фиксируют внимание на органичности единства формы и содержания в этом стихотворении. Они говорят о том, что, написанный после казни декабристов, «Пророк» Пушкина дышит страстью декабристских настроений. Обращаем также внимание на то, что из семи строк, посвященных рождению нового слуха у поэта, шесть строк начинаются с союза И. Это в свое время подметили В. В. Виноградов, Н. Л. Степанов и А. Л. Слонимский. В. В. Виноградов писал: «Именно он, этот союз, в строгую симметрию образов «Пророка», в библейски размеренную последовательность его семантического и синтаксического течения вносит эмоциональную напряженность, многообразие «лирического волнения» [308]. Студенты подсчитали, что из тридцати стихов «Пророка» пятнадцать на. — цинаются с союза и. поэт–пророк услышал все звуки мира. Ему открылись все тайны природы. Он всеведущ. Н. Л. Степанов хорошо говорит о том, что «самые образы, передающие всеведенье поэта–пророка, символичны: «горний ангелов полет», т. е. небо, бесконечность окружающих миров; «гад морских подводный ход», «дольней розы прозябанье» — все это основные стихии вселенной» [309]. В такой символике, подчеркивает исследователь, нет ничего мистического.

В следующий миг преобразования поэт получает свое оружие— слово. Пушкин описал самый акт рождения нового слова:

И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.

«Пророк» М. Ю. Лермонтова