Практика дзэн

Вскоре после возвращения домой у него развилось расстройство сердцебиения, и врач сказал, что оно представляет собой результат слишком сильных сокращений дыхательных мышц, а М. страдал хронической гипертонией. По совету врача он на три месяца прекратил практику дзадзэн, и опасные симптомы исчезли. После десятимесячного перерыва он снова появился в монастыре и рассказал мне о том, что было у него на уме. «Я глубоко продумал весь вопрос и пришел к такому выводу: я не хочу стать великим и необыкновенным человеком в дзэн, каким когда-то надеялся стать». Конечно, он принял на себя большое напряжение, как это бывает со всяким серьезным учеником дзэн, который хочет постичь каждую тайну во вселенной. Он продолжал: «Я — самый обыкновенный человек и хочу только жить спокойно и делать для других все, что могу. Я хочу прожить оставшиеся годы, как ме-кодзин (добрый и чистый человек) или как мокудзики-дзеннин (мудрец, который питается сырой пищей). Я не хочу кэнсе. Что касается проблем жизни и смерти, я не нахожу в себе теперь слишком сильной привязанности к жизни, и я не буду пытаться заниматься дзадзэн столь напряженно, как раньше. Если случайные мысли придут, пусть приходят. Я буду только рад им».

Он продвинулся далеко вперед в своем постижении существования. Если бы я захотел как-то комментировать его слова, это потребовало бы длительной дискуссии. Сейчас будет достаточно привести некоторые дзэнские изречения: «Я не ищу ни святости, ни просветления» или «Я не избегаю грязи, я не хочу избавиться от привязанности».

Но, увы! Он умер вскоре после того, как я покинул Японию, — умер не от своей хронической гипертонии, а от совершенно неожиданного рака. Однако он уже предсказал свою смерть, когда произносил те слова, которые я привел выше.

ГЛАВА 16. НЕМНОГО О СЕБЕ

Когда мне было тринадцать лет, я испытал переживание, которое, можно сказать, предопределило главное напряжение моей жизни, В этом возрасте мы находимся на пороге юности. Мы все еще сохраняем свежие воспоминания о чудесной стране детства, но в то же время деятельность сознания уже почти полностью развита.

Переживание произошло на уроке каллиграфии. Учитель, своеобразный художник, был очень мягким в обращении и не особенно беспокоился о дисциплине и порядке. Он спокойно ходил среди детей и учил каждого в отдельности. Когда у него было хорошее настроение, он брал кисть у какого-нибудь ученика и выписывал великолепный образец каллиграфии; это всегда очень нравилось детям. В таких случаях дети, сидящие около его стола, толпились вокруг него, тогда как проказники, сидящие подальше, пользовались случаем и выкидывали всевозможные шутки. В тот день они были особенно непослушны. Я хотел полностью отвлечься от них и старался намеренно сосредоточиться на своей работе. К счастью, мое место находилось в углу, и я довольно легко смог это сделать. Оглядываясь назад, я понимаю теперь, что мое дыхание во время каллиграфии естественно напоминало дыхание во время дзадзэн, особенно «бамбуковый метод». Прежде чем я осознал это, шумная суета класса, как во время сна, куда-то исчезла. Затем, должно быть, наступил момент, когда я ничего не видел и не чувствовал. Не знаю, как долго длилось это состояние, но период полного забвения себя и всего окружающего, несомненно, продолжался некоторое время.

В глубоком безмолвии — представьте себе давным-давно покинутую вавилонскую башню; на ее развалинах, освещенных светом звезд, впервые за много веков появился случайный путешественник из далекой страны, со своим посохом, спутником одиноких скитаний, он бродит по руинам, и его сердце переполнено сильными эмоциями, — в вечном молчании полуночной тишины я пришел в себя, как бы случайно пробудившись, и увидел, что на моей парте лежит образец каллиграфии, отчетливый и прекрасный, выполненный черной тушью на белой бумаге. Одно мгновение я пристально рассматривал его, а потом внезапно почувствовал гораздо более прекрасное состояние бездонной душевной тишины и спокойного дыхания, которое захватило все мое существо; меня охватили глубокие чувства.

Когда-то китайский Рип Ван Уинкл забрел в легендарную страну Персикового Источника и обнаружил там древних людей, сохранивших мифологическое сознание; они дожили в этой уединенной местности до наших дней.

Вокруг царило совершенное спокойствие, горы и долины были покрыты цветами. Должно быть, это произвело на него сильное впечатление, — и вот такое же ощущение испытал и я в тот момент, когда впервые пришел в себя.