— Ничего, — буркнул Аберфорт.
— А все-таки? Думаете, мы не умеем развязывать языки таким, как вы?
— Я забыл, что хотел сказать, — пробормотал старик. — Кстати, у вас найдется еще рюмка, господин Скримджер?
Скримджер призвал из резного дубового шкафчика хрустальную рюмку. Амбридж удивленно подняла выщипанные брови.
— Экспекто Патронум, — вдруг произнес старик.
Директорский стол окутало голубое облако. Не прошло и секунды, как облако приняло форму голубого козла. Животное чинно уселось за стол, бойко подхватило копытом рюмку и залихватски опрокинуло себе в глотку.
— Это еще что такое! — вышла из себя замминистра.
— Мэ-э-э, — проблеял козел и застучал рюмкой по столу, требуя добавки.
— Аберфорт, какого дементора… — начал Скримджер и замолчал с открытым ртом. Аберфорта в комнате не было. Засмотревшись на выпивоху-патронуса, работники министерства не заметили, как испарился проклятый диссидент.
— Вон отсюда! — вне себя от гнева выкрикнула Амбридж, сердито тыкая палочкой в козла.
Козел глумливо затряс бородой. Он вскочил на стол, ударил задними копытами по бутылке огневиски, перевернув ее на брюки Скримджеру, взвился под потолок и растаял в оконном проёме.
*****
Гарри так устал, что едва передвигал ноги. Он отсидел несколько занятий, — историю и теорию музыки, музыкальную литературу и историю характерного танца. Скакать и прыгать больше не довелось, но вся информация казалась ему совершенно новой и на редкость утомительной.
Он успел пообедать, зайти в студенческое общежитие, принять душ и переодеться. Гарри поймал себя на том, что выбор рубашки отнял у него не менее получаса. Утешив себя тем, что хорошая рубашка укрепляет чувство уверенности, он до блеска начистил ботинки и вышел из дома. По пути он с досадой вспомнил, что забыл воспользоваться туалетной водой, но возвращаться было плохой приметой, да и времени не оставалось.
Подойдя к классу Хореографии, Гарри замер. Он услышал звуки рояля. Это была совершенно не та музыка, которую играла на занятиях миссис Макгонагалл.
Гарри приоткрыл дверь. Вопрос «Можно войти?» замер у него на языке. За огромным черным роялем, так гармонично, как будто он был ожившим продолжением инструмента, — сидел мистер Снейп. Его глаза были полузакрыты, белые длинные пальцы виртуозно порхали по клавишам, а музыка…
Гарри забыл, зачем пришел. Он медленно приблизился к роялю и вцепился побелевшими пальцами в черный лакированный корпус. Он никогда не слышал такой игры. Мелодия звала куда-то, манила за собой, нежно обещала что-то, замирала… и вдруг взрывалась аккордами страсти, — такой живой, ощутимой, ликующей, что по телу Гарри побежали мурашки, а из глаз совершенно неожиданно потекли слезы.
Мистер Снейп открыл глаза. Взгляд господина хореографа был нежен, как расплавленный черный шоколад. Увидев юношу, мистер Снейп мгновенно нахмурился, музыка на секунду замерла и вновь перешла в спокойную и плавную, как море после штиля.
Гарри торопливо вытер слезы. Он не ожидал от себя такого слюнтяйства. Первый раз мелодия, да еще и фортепиано, вызвала у него такой шквал эмоций.
Прозвучали последние аккорды, и музыка стихла.
— Ференц Лист, «Liebestraum», — негромко сказал мистер Снейп.
— Либе… Что? — прошептал Гарри.
— «Грезы любви», — с насмешкой сказал хореограф.
Крышка рояля захлопнулась, Гарри вздрогнул.
Хореограф встал, медленно подошел к Гарри, взял его пальцами за подбородок и заглянул в покрасневшие от слез глаза.
— Вы плакали… Поттер, — негромко сказал он. — Значит, вы еще не безнадежны. Если человек умеет чувствовать красоту, он должен стремиться донести ее и другим.
Гарри покрылся пятнистым румянцем. Снейп видел его слезы, какой позор! И вместе с тем, он не посмеялся над ним, даже почти похвалил…
— Вы так хорошо играли. Я никогда… не слышал… такого, — в голосе Гарри было столько искренности, что мистер Снейп самодовольно ухмыльнулся.
— Вы много чего не слышали и не видели, молодой человек. Ну что, вам удалось вспомнить «Милую Чарити»? — Снейп окинул взглядом белую рубашку Гарри, не слишком ловко отглаженную торопливой рукой. — В следующий раз будьте добры переодеться, — буркнул он. Только сейчас Гарри заметил, что мистер Снейп вместо волнующих воображение лосин одет в не менее волнующие светлые джинсы.
— Но вы тоже… — робко начал Гарри.
— При чем тут я, — рассердился хореограф. — Не я всё забыл к чертовой матери, — он подошел к музыкальному центру, взял двумя пальцами серебристый диск и аккуратно вставил в дисковод. — Вы готовы?
Гарри проглотил комок в горле и молча кивнул.
Он бы сейчас отдал все на свете, чтобы сделать все правильно.