Практика по Магловедению

— Вероятно, да. Самое обидное, что акробатика не приносит дополнительных очков, но вот снять баллы за испорченный танец могут. Если посчитают, что он испорчен.

— Испорчен? — возмутился Гилдерой. — Да это самое красивое, что я в жизни видел! А «Ирландская весна»? Да я помолодел лет на десять от одного этого номера!

— Не надо тебе молодеть, — пробормотал Драко. Он обнял его за поясницу и уткнулся носом в кокетливый вырез на блузке. — Ты и так хорош, — Драко вдруг нахмурился: — Так и будешь ходить в этой тряпке? Спасибо, лифчик хоть снял.

Локхарт тяжело вздохнул.

— Знаешь, я спрятал мои вещи в надежном месте. Думал, что в надежном. Вернулся — всё украли.

Локхарт вспомнил, как долго шарил под раковинами в мужском туалете, вызывая насмешливое недоумение мужчин. Один так засмотрелся на грудастую даму с мужским лицом, что промазал мимо писсуара. «Мадам, это мужской туалет», — сказал он. «А я гермафродит, — огрызнулся Локхарт. — «Куда хочу, туда и хожу».

— Подожди минутку, я принесу тебе что-нибудь.

Гилдерой открыл было рот, чтобы возразить, но Драко уже умчался.

Через минуту юноша вернулся, держа в руках абсолютно новую мужскую рубашку, на которой еще болтался ценник. Поэт мельком глянул на ценник и отшатнулся:

— Я такое не надену! Где ты это взял? Даже я за такие деньги не купил бы.

— Надевай немедленно! Нам тут тусоваться до оглашения результатов! А тебе еще идти проверять Петтигрю, перед тридцать пятым номером.

— Парик потерял, лифчик выбросил, — хмуро констатировал поэт.

— А кто виноват? Ты же знал, что миссия еще не выполнена, — с поддельной суровостью сказал Драко.

— Я расстроился из-за девушки, — признался Локхарт.

Драко любовно надел на Гилдероя белую рубашку из тончайшего египетского хлопка.

— Тебе идет, — довольно сказал юноша, застегивая восьмиугольные пуговицы — фирменное отличие рубашек Стефано Риччи. Еще бы, отец всегда умел выбирать одежду.

*****

За декорациями, изображающими старинный замок, был полумрак, и только где-то высоко под потолком тускло горела слабенькая лампочка. Издалека доносились звуки музыки и голос ведущей: фестиваль продолжался.

— Скажи, что я хорошо танцевал, — Гарри шутливо прижался подбородком к подбородку мистера Снейпа.

— Возгордишься, — мистер Снейп смотрел на Гарри сверху вниз слегка насмешливым взглядом из-под ресниц.

— Нет, не возгоржусь. Скажи, что я хорошо танцевал, — упрямо повторил Гарри, прижимаясь бедрами к бедрам хореографа. Юноша осторожно поцеловал, а потом лизнул его шею, теряя голову от солоноватого вкуса кожи и волнующего запаха тела Северуса.

«Чем от вас пахнет, профессор?» — «Маглами. Проклятыми маглами», — вдруг пронесся странный диалог в голове Гарри. Он потер внезапно заболевший висок. В последнее время юноша плохо спал, и его преследовали странные видения, о которых он никому не хотел рассказывать.

Хореограф понял молчание Гарри по-своему.

— Ты хорошо выступил, ты… был… великолепен, — пробормотал мистер Снейп. Он пробрался ладонями под рубашку от костюма «Тарантеллы», которую Гарри так и не снял, и погладил кончиками пальцев мгновенно затвердевшие соски. Не отрывая взгляда от распахнувшихся от возбуждения зеленых глаз, хореограф наклонился к приоткрытым губам юноши и проник языком в его рот, — сначала нежно, потом все глубже и настойчивей. Желание вспыхнуло в обоих практически мгновенно, будто поцелуй стал горящей спичкой, брошенной в лужу бензина.

— Сделай со мной что-нибудь… или убей, — Гарри задыхался от возбуждения, вжимаясь в бедра мужчины и теряя остатки самообладания.

Мистер Снейп не отвечал. Его губы опять впились в губы юноши, руки лихорадочно шарили по черным бриджам итальянского костюма, пытаясь расстегнуть крохотные пуговицы, но они почему-то не поддавались.

Заминка, по-видимому, отрезвила мистера Снейпа.

— Это… неправильно. Не здесь. Не так, — он отстранился, тяжело дыша, и Гарри видел, чего ему стоило это решение. Не только видел, а чувствовал бедрами твердость не одного только характера мистера Снейпа.

— После фестиваля… — начал хореограф.

Гарри посмотрел на него странным долгим взглядом.

— Не надо ничего говорить, — севшим голосом сказал он. — Да, конечно. Фестиваль прежде всего.

Юноша вдруг развернулся на каблуках и быстро пошел по проходу, цепляя плечами декорации и сваливая на пол реквизит.

— Гарри, постой! — позвал мистер Снейп, но Гарри не остановился.

*****

Гилдерой Локхарт бесшумными шагами прошел по коридору. Возле аппараторской он остановился. Дверь была приоткрыта, и поэту была видна круглая жирная спина осветителя, согнувшегося над пультом. При виде этой спины Локхарт почувствовал прилив отвращения. Он вспомнил ощущение поцелуя Петтигрю на своих губах и вздрогнул. Поэт заметил, что дырка в полу прикрыта куском фанеры. Локхарт пожалел, что не догадался запереть осветителя в подвале, — тогда бы ему не пришлось опять возиться с проклятым бобром, как он его про себя обозвал.

Времени на сожаления не оставалось: на сцене выступал коллектив под тридцать третьим номером. Локхарт рывком распахнул дверь аппараторской и одним прыжком очутился рядом с Петтигрю.