— Извольте принять пакет, ваше благородие. Был у вас дома, ваше благородие, сказали, что вы здесь, вот и прибежал...
Прапорщик схватил пакет, одним движением вскрыл его. Это был приказ, запрещающий кораблям выходить из гавани.
— Наконец-то!— сказал Щеголев. — Жаль, что поздно наши спохватились. Многие ночью ушли.
С утра на батарее стало появляться высокое начальство. Прибыл даже генерал Сакен. Осмотрел батарею, остался доволен.
— Ваша и Третья батареи находятся в прекрасном состоянии. Вижу, что оба командира достойны высокого звания русского офицера.
Походил возле пушек, осеняя каждую крестным знаменьем, и уехал.
— Ну, зарядил генерал пушки святостью, — пошутил кто-то из солдат, — теперь не бойся!
От адъютантов прапорщик узнал, что поздно вечером фельдъегерь[5] привез царский манифест о разрыве дипломатических отношений с Англией и Францией, а также приказ о наложении эмбарго[6] на суда, принадлежащие этим державам.
Хотя разрыв дипломатических отношений еще не означал войны, но в городе это было воспринято именно так.
На улицах появилось множество военных — шли на Бессарабию войска. Местное население окружало их вниманием и заботой. За отсутствием казарм, командование размещало солдат и офицеров по квартирам. Хозяева, особенно те, кто попроще, встречали их радушно и гостеприимно.
— Как же, — говорили, — не поделиться с солдатиками? Чем богаты, тем и рады. Ведь они защитники наши! На них вся надежда!
В порту сразу стало тихо. Толпы грузчиков целыми днями сидели на пристанях, ожидая работы, а ее не было. Поговаривали, что в скором времени все запасы зерна будут из Одессы вывезены из опасения, что они могут попасть в руки неприятеля, если тому удастся высадиться и занять город. Жизнь с каждым днем становилась трудней. Многие шлю работать к Сакену только за харчи.
А в домах богачей каждый день играла музыка, в ярко освещенные окна видно было, как кружились пары, слышались пьяные крики. Каждый день кто-нибудь давал бал, стараясь во всем превзойти своих предшественников.
Озлобленно глядели простолюдины на эти дома, на проносившихся рысаков, на десятки экипажей, стоявших по ночам у подъездов.
— Да что же это, братцы? Нашествие неприятеля отечеству угрожает, а они!..
По улицам ловили шпионов. Достаточно было заговорить по-французски — тотчас же схватят и отведут в часть, намяв по дороге бока. Правда, проверив, задержанных сейчас же отпускали, но народ продолжал видеть шпионов в каждом, кто говорил не по-русски.
Мальчишки, стараясь перекричать друг друга, орали:
В двадцатых числах февраля в Одессу прибыл артиллерийский полковник Мещерский. С его прибытием в городе сразу же была устроена мастерская по изготовлению пушечных лафетов, станков, зарядных ящиков и платформ.
Едва началась весна, как слухи один вздорнее другого поползли по городу. Непонятно было, откуда они брались, если иностранные корабли в Одессу больше не приходили. Говорили, будто в Константинополе был страшный пожар, будто народ поднялся против союзников, прогнал их и требует от султана замирения с Россией.
Не успел смолкнуть этот слух, как возник новый: война скоро должна кончиться, так как в Европе без русского хлеба голод, люди мрут на улицах.
Марья Антоновна радовалась:
— Вот видишь, — говорила она мужу. — Может, и к лучшему, что пшеничку не всю продали. Дай срок, дороже продадим!
Корнила Иванович отмалчивался.
Но, несмотря на эти слухи, некоторые из жителей побогаче снимали дома от моря подальше — на Молдаванке, в Романовской Слободке. Некоторые уезжали из города. Каждое утро скрипели груженные доверху возы, направляясь, большей частью, на Вознесенск.
— Удирают баре-то! — говорил простой народ. — Нет того в мыслях, чтобы защищаться... Как крысы с гибнущего корабля бегут... Ан нет, наш корабль не погибнет! Где же это видано, чтобы русский город супостату отдать!
Говорили, что на барские обозы где-то за городом наскакивают неизвестные люди и разбивают их. Грабить будто не грабят, но все ломают и бьют. Стали владельцы посылать с возами побольше дворовых, даже с ружьями... Только и это мало помогало: по прежнему то один, то другой обоз оказывался разбитым неизвестными.
Владельцы просили градоначальника дать для охраны солдат, тот разводил руками:
— Ничего не могу поделать. Нет у меня солдат для такого дела... И чего вы, право, волнуетесь? Сидели бы дома, и вещи ваши были бы целы. А так и вам неприятность и мне.
Вскоре по городу разнесся новый слух, будто у одесских банкиров по приказу из Лондона открыт текущий счет для офицеров эскадры вице-адмирала Дундаса, пока еще спокойно стоящей в Константинополе и Варне.
Толпы народа собирались на улицах, кричали:
— Вот до чего дошли!.. Изменники! Христопродавцы! Погодите, откроем вам счет!.. И Дундасу и вам вместе с ним!..