Все маги верят в судьбу, в некую высшую волю; если для магов и есть настоящее Божество, — то это именно она. Но маги не поклоняются ему, а ненавидят его всей душой. Артур тоже ненавидел судьбу и желал свободы, но много раз судьба как будто усмехалась над его желаниями и спасала его от верной гибели. Артур вздохнул. Снова подавился кровью и проглотил вязкий кровавый сгусток — у юноши от него закружилась голова.
В горле у него появилась неприятная горечь.
И вот опять его спасала судьба.
За спиной Артура всё теплее и теплее загорался огонёк. Он был всё ярче, всё светлее, но Джозеф его упорно не замечал. Артуру было даже интересно, что будет, если он его заметит? Сможет он его остановить?
Золотистая сила разливалась внутри Артура — она была ему знакома, он уже чувствовал её однажды, и отверг. Теперь у него не было выбора, кроме как принять эту силу; она наполняла его и нежила его кости, и как будто смеялась над ним своей нежностью, издевалась над его убожеством. Артур горько и устало выдохнул.
Он пустил Сердце Полубога в свою душу.
Вспыхнул яркий свет. Девочка повернулась и выпучила глазки. Её зрачки расширились и загорелись, как два маленьких солнышка.
“Нет…” Крикнула она и рванула вперёд, но было поздно. Казнер был мёртв. Сердце Полубога эльфа оставило мёртвую оболочку и нашло себе новую, живую. Оно вошло в Артура и слилось воедино с его собственным золотистым сердцем. Раздался звон, как будто гигантский, тожественный колокол отбивал начало нового мира.
На пляже, возле скалы, загораживающей солнце, начали вздыматься золотистые волны. Они плескались на магический круг на скале, и стирали его, словно нежные руки. Девочка задеревенела. Её глаза потемнели. Улыбка, вечная, едкая, но лёгкая улыбка оставила её лицо. Девочка яростно посмотрела на Артура, а потом хмыкнула.
“Чёртова судьба”. Сказала она, надула щёки и плюнула в потолок. Плевок пролетел высоко, но всё равно полетел вниз. Девочка неловко отступила своими стремительно деревенеющими ногами в сторону, и плевок упал на землю, в кровавую лужу. Тогда девочка усмехнулась кривой улыбкой и уставилась в небо:
“Когда-нибудь я до тебя доплюну”. Сказала она, и красные звёзды в её глазах блеснули в последний раз яростным светом, и потухли. Она упала на землю и размякла. Пару секунд ребёнок лежал беззвучно в луже пепла и крови, как брошенная кукла, а потом нежно засопел.
161. Имя и Дом
161. Имя и Дом
Артур вздохнул. Потом он вздохнул ещё раз. А потом и третий раз, когда первых двух не хватило.
Третьего тоже не хватило.
Внутри юноши разливались тёплые и нежные реки, сверкая немного покалывающим, золотистым блеском, — но реки не помогали ему справиться со страшной болью, которая ревела во всём его теле, — не много осталось от этого тела, — нежные разливы только ещё сильнее смущали его разум; юноша размяк, словно опущенный в молоко. Прежняя, хищная темнота у него в голове превратилась в бархатные подушки. Артур едва держался, чтобы не уснуть, но долго он так держаться не мог.
В себя его привели едва различимые всхлипы. Юноша приподнял голову и посмотрел на Аркадию. Девушка дрожала. Она согнулась, нанизанная животом на алебарду. Её руки были скручены в узелок, в них были переломаны все кости. Девушка бы прикусила губу, но не могла поднять нижнюю челюсть. Она жмурилась, но прозрачные капли всё равно невольно просачивались на её щёки.
И снова Артуру вспомнилось, как лежала она тогда, на земле, покрытая стрелами. И снова он подумал то же, что подумал и тогда: что девушка отличалась от него, она была ещё совсем ребёнком. Артур в очередной раз безуспешно попытался проглотить комочек крови, неприятно приливший в горле, хрипло выдохнул и перевернулся. Он пополз вперёд, двигая плечами и опуская подбородок в кровавую лужу.
Артур добрался до тельца спящей девочки и заглянул в её личико.
Ему вдруг представилось, что она сейчас откроет глаза, мелькнёт в них красными звёздами и жемчужно улыбнётся. А потом скажет: Эрхи, ты разве забыл? Если хочешь сломать волю человека, дай ему ложную надежду… Но ничего такого не происходило. Артур засмотрелся на дрожащие реснички ребёнка и вздохнул. Затем он принялся доставать зубами у неё из кармана — это было непросто, — кусочек сырого мяса.
Семь на вкус напоминала какую-то рыбу. Какую — Артур был не уверен. В морской кухне, да и в кухне вообще, юноша не разбирался. Он разлёгся на спину и стал терпеливо дожидаться, пока заново не отрастут его руки и ноги. Времени на это ушло не мало. Кусочек Семь был совсем маленьким. Девушка как будто была не уверена, когда его отрывала — и Артур даже представил себе, удивительно равнодушно, что таким образом, такой вот мелкой скупостью, выражалась её неуверенность в союзе с Джозефом: обычно девушка открывала от себя большие, щедрые куски.