Пращуры русичей

Впервые, за последние месяцы, ему удалось оторваться от дел и выехать за город. О том, что бы навестить семью, оставленную в Изборске, он теперь только мечтал. Бывший воевода и представить себе не мог, что, став новгородским посадником, наживёт кучу болезней, станет нервным и раздражительным. Будучи воеводой Изборска, Елага занимался содержанием и обеспечением местной дружины, безопасностью городка, и прилегающих к нему земель. Став посадником Новгородским, он столкнулся с множеством прочих проблем и забот, которые, как выяснилось, оказались для него непосильной ношей. С утра до ночи приходилось выслушивать вечно ворчливых и всем недовольных горожан. То мужики из за клочка земли полаются, где чей надел, да кто им по праву владеть должен, то купцы местные с гостями заморскими в цене на товар не сойдутся. Так не говорят, а всё орут, того и гляди, как бы за ножи да топоры не схватились. Любит люд новгородский погалдеть да поспорить, а дай мужикам волю, так они и силушку в ход пустить готовы. Ни один вопрос, ни один суд без посадника не обходится, а коль уж судить да рядить, так по справедливости надобно, а не как придётся. А как по справедливости, так ведь всем и не угодишь. Те, кого обделил, глядишь, и обиду затаить могут, потом ходят злобу в сердце носят. А Елага, хоть и воин от роду, суров да беспощаден в боях, а в жизни то совсем не таков. Большое сердце у нового посадника, большое и доброе. Трудно ему, когда люди про него злое наговаривают, от того и хмурый он вечно, не по нему такая жизнь.

Пока у кривичей воеводствовал, так там ведь всё иначе было, по-другому.

Где враг, где свои, особо думать не надобно. Дружине спуску не давай, что бы не ленились, а уж врагу и подавно. Врагов бил воевода, не щадя. Не щадил при том, ни дружину ни себя самого, а в городе что? Тут свои, как их унять? По мирному ведь надобно, тут силу не применишь. За этот неполный год, пока он в Новгороде посадником сидел, Елага истощал, осунулся, постарел и лицом и душой. Голова, напрочь, облысела, да и в бороде волоса русого не сыщешь, одна седина. Зачастую друзья да знакомцы прежние уж и не признавали сразу, в старике этом некогда грозного и могучего воина славянских земель.

А тут недавно ещё напасть приключилась. Двое племенных вождей из ильменских словен меж собой повздорили. Не то из-за того что кто-то девку из дома без согласия родичей умыкнул, не то какая другая причина была, времени на разборы у Елаги не было. Началось как всегда с мордобоя, а закончилось тем, что прибили двух мужиков до смерти, и тут пошло, взялись мужики за топоры. Кровь пролилась, сцепились не на шутку, могло всё большой бедой обернуться. Хуже нет когда род на род идёт, да к тому же вожаки ещё и всех соседей к своей разборке привлечь норовят.

Пока Елага воев скликал, что бы смуту унять, так те деревеньки боярин Вадим замирил. Хотя что говорить, не замирил, а силой унял да успокоил. У Вадима Храброго дружина своя, да такая, что покрепче городской будет, в боях проверена. Налетели на смутьянов, плетьми да конями толпу разогнали, точно баранов. Такой жути на мужиков нагнали, что те про пересуды и думать забыли. Вроде бы хорошо всё, да только у Ерги мысли закрались. Вадим ведь не только бунтарей унял, а ещё и плату с них взял, за беспорядки учинённые. Взял не только с ильменцев, но ещё и с соседей их, эстов, их тех, что собирались бунтарей поддержать. А добро, что воины его взяли не в казну городскую, а себе прибрал. Мол, дружина то моя, так и прибыль мне, войску на прокорм. Вроде бы правильно то, да только не совсем. Подати со своих брать, то княжья забота, а коли нет князя, тогда что? Елага было попытался с боярина Вадима к ответу призвать, но тот в ответ лишь посмеялся.

– Пусть подать с виновных брать и княжья забота, да только и ты, посадник, не князь. Потому уймись, и не пытайся ухватить то, что самому не поднять, – ответил воевода, и денег в казну не дал.

А разве с Вадимом теперь поспоришь? Дружина у него побольше городской, конная рать – степняки да болгары. А казна пуста, нечем ратникам платить, вот половина то из них по своим домам да огородам и разбежалась. Разве, что с Вадимом этим Лучезар потягаться сможет. У княжича приёмного тоже дружина своя, пусть не такая как у Вадима, но тоже с полсотни наберётся, в основном балты да эсты. Одним словом запутался посадник совсем, не выдержал, и, не долго думая, оставив вместо себя одного из приказчиков, сел на коня и собрался за город отдохнуть от суеты и забот.

– Не долго уж осталось, по уговору скоро срок мой исходит, – радовался Елага. – Соберём вече, и тогда пусть уж мужи сами решают, кого новым посадником ставить. А коль хотят, пусть князя выберут, хоть Вадима, хоть Лучезара, а с меня хватит, уморила меня эта служба. Отдохну недельку, а там и до назначенного срока недолго останется.

Елага, в сопровождении двух городских ратников, верхом на каурой лошадке ехал по весеннему лугу. Первые побеги пробивались сквозь плотный слежавшийся грунт, с которого только-только сошли зимние снега.