Прав тот, кто сильней

Я принял из рук майора Угрюмова пистолет. Капитан Стрекалов закончил набивать патронами обойму и протянул мне.

— Большая дура, а легкая, — притворно удивился я, прикидывая в руке вес.

Посмотрел на третьего офицера, не сводившего с меня взгляда с ехидцей. И вспомнил. Как перекад-ровка в видеомагнитофоне — промелькнули перед глазами картинки. Капитана Югова я видел вчера вечером, когда мы приехали из Чечни. Меня высадили из автобуса, не заезжая во двор. И рядом с моим домом стояла «жучка». Один человек сидел справа от водительского места, второй стоял рядом с открытой дверцей. Увидев меня, тут же сел в машину. Демонстративно отвернулся. Он был, как и сейчас, в цивильной одежде.

В такие совпадения верится с трудом, хотя совпадения в жизни случаются всякие. Уж, казалось бы, на столько лет развело нас с Мишей Саночкиным, а встретились. Но даже самые невозможные совпадения мне не всегда нравятся. Однако это не та ситуация, из-за которой я могу разволноваться, зная, что волноваться мне не следует. Любая реальная опасность вызывает у меня только повышенное хладнокровие. И я лишь усмехнулся. Без волнения.

Миша как раз вернулся, установив три новые мишени. И посматривал на фээсбэшников тоже с легким смешком. Но не в унисон смешку моему. У Миши свои основания. Он принес их отстрелянные поясные листы. Я глянул туда мельком. Паршивенько для двадцатипятиметровой дистанции. Я с такими стрелками на серьезную операцию не пошел бы. У меня солдаты в роте — когда я ротой командовал — стреляли лучше этих фээсбэшных офицеров. Потому что я их лучше учил.

Огневой рубеж в трех шагах. Я эти три шага сделал неторопливо. Пару секунд рассматривал мишени, просчитывая угол для стандартного спецназовского фокуса, который на дураков действует безотказно. После этого повернулся к контрразведчикам.

— Вообще-то «глок» в современной армии считается больше устрашающим оружием, чем боевым. Для долговременного боя он плохо пригоден. Даже рукояткой по голове никого не стукнешь — пластмасса расколется, — сказал, не поворачиваясь к огневому рубежу, отвел за спину руку и выстрелил шесть раз подряд.

Миша прильнул к окуляру смотровой трубы, подкручивая колесико, чтобы перейти с мишени на мишень.

— Пятьдесят шесть очков, — сказал он.

— Пистолет незнакомый. Может быть, плохо пристрелян, — пожаловался я и так же, не поворачиваясь, выдал следующую серию из шести выстрелов.

— Еще пятьдесят пять... — восхищенно констатировал Саночкин. — У тебя одного результат лучше, чем у них троих, вместе взятых.

— Вы стреляете, как профессиональный киллер, — сказал капитан Югов. — Так же, не глядя, Солоник в Москве ментов клал. Только тот еще и на бегу, и под огнем преследователей...

— Я стреляю, как профессиональный спецназовец. Можно было бы и на бегу, и даже сразу из двух пистолетов. Но здесь бежать некуда, — посетовал я, понимая, что Югов дурак. Он сразу себя выдал, желая меня «подколоть». С уличными хулиганчиками можно так разговаривать, а не с профессионалом, прошедшим подготовку у лучших специалистов страны. Еще той страны, когда она была мощной супердержавой.

Югов себя «сдал».

Значит...

Значит, меня «ведут» фээсбэшники!

— Кстати, Солоник стрелял хоть и на бегу, но останавливаясь и оборачиваясь, — добавил я, — из-за дерева. У него не хватало квалификации для слепой стрельбы. Миша, свет! — дал я команду.

Саночкин был готов и дернул ручку рубильника.

В темноте я повернулся и выпустил в мишени оставшиеся пять пуль. После этого директор тира снова включил рубильник и прильнул к окуляру смотровой трубы.

— Сорок семь, — сообщил он.

— А что касается огня преследователей, то, если желаете пострелять в меня — я согласен. Но буду отвечать, естественно, тем же... Думаю, у меня это получится лучше, чем у Солоника. Он тренировался на мишенях и не имел боевой практики. Потому и не хватило хладнокровия. У меня же такая практика есть, и очень богатая... В девяти странах мира, исключая Россию, поскольку тогда, когда воевал я, в нашей родной стране не воевали.

И я посмотрел Югову прямо в глаза. Откровенно, словно на диалог вызывая и едва-едва, с легкой кошачьей нежностью угрожая. Он, кажется, тоже понял. Но не поняли другие. Или они актеры хорошие, или просто не в курсе текущих дел Югова. Скорее всего второе, потому что на актерстве непрофессионалы обычно прокапываются быстро. У меня очень острое ощущение опасности, и я понял бы их не хуже, чем Югова.

— Для стрельбы на бегу нынче погодка не та... Жарковато. Может, лучше пивка попьем... — добродушно засмеявшись, выложил майор Угрюмов качественную замену моему предложению. У него глаза демонстративно открыты излишне широко. Так майор восхищение показывает.

— Я за рулем и потому пью только французский коньяк, — отказался я, показывая, что знаю зарплату офицеров ФСБ. — От него запах не тот, а в жаркую погоду вообще может за туалетную воду «прокатить». У гибэдэдэшников нюх плохой, потому что сами пьют много и что подешевле...