«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Одна из самых интересных проблем, обсуждавшихся корреспондентами, - вопрос о случайности и закономерности в истории, о неизбежности тех или иных исторических событий. Как известно, проблема случайности - одна из центральных в исторической прозе Алданова, так же как в философском трактате «Ульмская ночь». Переписка позволяет лучше понять как концепцию Алданова, так и трактовку обоими корреспондентами проблемы альтернативности в российской истории. Тем более что один из них - Маклаков - был не только свидетелем, но и участником некоторых ключевых исторических событий.

Чрезвычайно интересно обсуждение особенностей жанра исторического романа и пределов допустимого «вмешательства» романиста в биографии исторических деятелей. В переписке нашла отражение история некоторых публикаций на страницах нью-йоркского «Нового журнала», сменившего в качестве главного эмигрантского «толстого журнала» парижские «Современные записки». Алданов был одним из основателей и редакторов «Нового журнала», Маклаков публиковался на его страницах. Среди уникальных сведений, содержащихся в пере писке, отмечу воспоминания Маклакова о Л.H. Толстом и А.П. Чехове, сюжеты, связанные с историей русского масонства. Вопреки распространенному мнению, говоря о масонстве, корреспонденты не прибегали к иносказаниям, а «называли вещи своими именами».

Переписка содержит немало бытовых моментов. Корреспонденты в начале 1950-х гг. - уже немолодые люди (эмигрантская колония в 1949 г. отметила 80-летний юбилей Маклакова), к тому же тяжко болеет сестра Маклакова, Мария Алексеевна, поэтому не удивительно, что тема болезней, докторов и прочего занимает определенное место в переписке. Удивительно другое - это в особенности относится к Маклакову - до последних дней он работает, ходит в «присутствие», Офис по делам русских беженцев. И не теряет интерес к происходящему в мире. В начале 1957 г. Маклаков пишет о Суэцком кризисе, роли ООН и прочих политических вопросах.

И Маклаков, и Алданов в годы эмиграции вели обширную переписку: среди корреспондентов обоих - Е.Д. Кускова, Б.И. Элькин, А.Ф. Керенский, М.М. Карпович, некоторые другие. Ближайшим другом и конфидентом Маклакова в 1920-е - начале 1930-х гг. был Б.А. Бахметев; переписка с ним по объему превосходит его переписку с любым из других корреспондентов. Близким другом, предметом восхищения и заботы Алданова был И.А. Бунин; их переписка продолжалась многие годы, вплоть до смерти нобелевского лауреата. Несомненно, однако, что в послевоенный период наибольшее число писем Маклаков и Алданов адресовали друг другу. Они не просто единомышленники (что не исключало расхождений и споров по тем или иным вопросам) - они друзья. Алданов искренне восхищался Маклаковым - ему импонировал его уникальный ораторский дар, феноменальная память, поразительный интеллект. Кроме всего прочего, для Алданова Маклаков был свидетелем и участником истории, он лично и близко знал Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, общался с С.Ю. Витте и П.А. Столыпиным и многими другими людьми, которые для Алданова были историческими персонажами - и персонажами его романов. В одном из писем Алданов делился своими впечатлениями о советском документальном фильме о новом здании Московского университета; в числе прочего упоминалась аллея, вдоль которой были поставлены памятники известным ученым - преподавателям университета. Как оказалось, Маклаков у некоторых из них учился, кому-то сдавал экзамены... Ведь он успел поучиться и на естественном, и на историко-филологическом, и на юридическом факультетах Московского университета. Маклаков, в свою очередь, восторгался творчеством Алданова. Несомненно, как и многим другим современникам, лично знакомым с писателем, ему импонировали алдановская принципиальность, сочетавшаяся с порядочностью, умением себя вести в непростых ситуациях, «джентльменство».

Маклаков в середине 1950-х гг. по-прежнему окружен людьми - сотрудниками, друзьями и почитателями, и в то же время очень одинок. Он признается Алданову, ставшему, наряду с сестрой, самым близким ему человеком: «Мой почерк лишает меня общения на письмах, а моя глухота (особенно разговоры [по] телефону) - возможности обменяться словами. Так постепенно слабеют связи между людьми»[54]. Чудовищный почерк Маклакова (о чем пойдет речь ниже) разбирал мало кто из его корреспондентов, и это в самом деле серьезно затрудняло общение.

Переписка с Алдановым идет временами едва ли не в ежедневном режиме, а перерыв в две недели воспринимается как признак серьезного неблагополучия. 13 января 1955 г. встревоженный длительным, по его представлениям, отсутствием писем, Маклаков пишет своему другу:

«Не хочу этого письма давать сестре переписывать (имеется в виду перепечатка на машинке. - О.Б.) и потому пишу его от руки. Я так давно не получал от Вас писем (последнее было 30 Дек[абря] прошлого года), что себя спрашиваю: что с Вами? Здоровы ли Вы? Или я чем-нибудь Вам досадил? Или и Вы на меня махнули рукой, как сам с собой делаю.