«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Со времени моего последнего письма к Вам произошла сенсация: в «Н[овом] Р[усском] Слове»[177] была 7 марта помещена парижская корреспонденция Кобецкого[178] о том, что 14 февраля десять более или менее видных людей, во главе со знаменитым человеком, Маклаковым, посетили полпредство[179], обменялись речами с Богомоловым[180], выслушали от него инструкцию о том, что надо относиться сочувственно к «Русскому Патриоту»[181] и затем приняли участие в «завтраке а ля фуршет». Корреспонденция, разумеется, была написана в самом восторженном тоне. Волнение в русских группах здесь было, как Вы догадываетесь, большое. О самом завтраке Вы, конечно, уже давно знаете, - я сообщаю Вам только об отношении к нему здесь. На следующий же, кажется, день собралось человек двадцать пять политических людей (не было Керенского - он в лекционном турне). Негодование среди эс-эров и эс-деков было невероятное и настроение единодушное. Только четыре человека из 25 высказались против резолюций и прочего - до получения более точной информации. К этим четырем принадлежали А.И. Коновалов[182] и я (а потом к нам присоединился и Александр Федорович [Керенский]). Я, в частности, доказывал, что Василий Алексеевич умнейший человек, не мог произнести ту бессмысленную речь, которую ему вложил в уста Кобецкий. Наше выступление вызвало холод, но все-таки резолюция принята не была. Коновалов послал Маклакову телеграмму с запросом и вчера получил ответ: «Иньоре артикль Кобецки. Канву ресеврэ нотр леттр докюмантэ, ву шанжерэ сертэнеман д-эмпрессион[183]. Маклаков, Титов, Альперин[184], Тер-Погосян». Будем ждать теперь писем. Вы справедливо скажете, что если бы собрание в 25 человек и приняло резкую резолюцию, то это мирового значения не имело бы. Конечно. Однако, участникам «завтрака а ля фуршет» было бы, вероятно, тяжело, если бы с ними порвали друзья всей их жизни. А некоторые эс-эры говорили даже о необходимости исключения из партии двух участников «завтрака а ля фуршет» - эс-эров (Тер-Погосяна и Роговского). О том, что послужило причиной странного акта 14 февраля, у нас есть только догадки. Вероятно, было сильное давление франц[узского] правит[ельства]. Любопытно и то, что подписались под ответной телеграммой Коновалову четыре человека, притом именно те из десяти, которые нас только и интересовали (Ступницкий или Одинец[185] никому не интересны). Они, очевидно, противопоставляют себя другим. От себя скажу, что если «лэттр докюмантэ» и не прибавит, т. е., если и не изменит ничего в статье Кобецкого, то лично я все равно не приму участия ни в каких актах и резолюциях, считая, что каждый человек имеет полное право в любой день признать всю свою жизнь ошибкой и поднять белый флаг. Привлекательного в этом немного, но право совершенно бесспорно. Все это не имеет отношения к переменам в СССР, к победоносной войне и т. д. Я всегда был и остаюсь счастлив, что Россия побеждает, идет от победы к победе. Признаю, что есть немало правды в предсмертной статье Милюкова[186] (скажем, 25%). Не стою на «твердокаменной» позиции Вишняка - Федотова[187], - там-мол все - зло, - и никогда не стоял. Но в основных идеях были правы мы, а не они - куда бы жизнь ни пошла. И завтракать а ля фуршет с тостами в честь одного господина у меня нет ни малейшего желания. Пользы же от этого не видно (может быть письмо В[асилия] Ал[ексеевича] объяснит ее): едва ли господин объявит амнистию и даст конституцию оттого, что у него позавтракало 10 эмигрантов (некоторые по соображениям чистым и благородным, как Маклаков, Тер-Погосян, Альперин, а некоторые другие по соображениям карьерным). В. Сирин[188] написал Зензинову письмо об этой сенсации, - в очень сильных выражениях[189], которые не могу повторить (он крайний антибольшевик).

Извините, что пишу об этом бессвязно (очень устал) и что говорю о себе. Напишите, что Вы думаете.