«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг.

А что касается до «Исповеди», то я там кое-что переменил; но остаюсь при своем мнении, что ее лучше печатать одновременно с моим некрологом, т. е. когда все можно свалить на наследников. Ведь эту статью можно так перетолковать, что не только Вишняк ей поперхнется; к чему же тревожить людей.

Последнее слово об «Истоках». Мой протест - теоретический. Я исторические романы очень люблю как литературный жанр. Ведь для этого нет необходимости показывать в них действительных исторических людей. Они должны стоять вдалеке и обнаруживаться только бесспорными своими сторонами и столь же бесспорными действиями. В лицах вымышленных автор совершенно свободен; и самый исторический интерес, конечно, может быть в них, вымышленных. Мне кажется, что я знаю и Кременецкого, и Мамонтова так же, как знаю Ростова, старика Болконского, Денисова, Безухова и др. Но когда Толстой говорит о Наполеоне и Кутузове и изображает их по-своему, я рефлективно протестую. Если даже он прав и художники, может быть, правильнее выводят историю, то я невольно смотрю на это как на самовольное их искажение. Вы правы, что историки меняли оценку; но, меняя оценку, ее надо мотивировать, и доказывать, и объяснять. Иначе остается впечатление произвола. Я не могу Вас упрекать в искажении; следы изучения эпохи видны даже в мелочах. Ваш Бакунин, Достоевский таковы, как их изображает историография; но я испытываю какую-то неловкость и сомнение: по какому праву Вы данными лицами распоряжаетесь также свободно, как Вашими созданиями? И это сомнение мешает удовольствию чтения. Другие, впрочем, именно это и любят. Потому признаю, что это, м. б., глупая претензия с моей стороны.

Ваши народовольцы показаны так вскользь и еще так мало известны большой публике, что с ними я помирился, как мирился с вольным изображением Годунова и Шуйского{386}. Иначе я запротестовал бы и за них. Но Вы правы - история их пока и не показывала; выводили их или Степняк или Маркевич. Поэтому-то живых людей мы не знаем, и Ваше хозяйничанье ими не вызывает протеста.

Вас. Маклаков

Машинопись. Подлинник.

BAR. 6. F. Maklakov, Vasilii Alekseevich. Parisjan. 1946 -July 1946. To Mark Aleksandrovich Aldanov.

В.А. Маклаков - М.М. Карповичу, 20 марта 1946

20 Марта 1946

Дорогой Михаил Михайлович,

Я получил вчера Ваше письмо и тотчас отослал заказной бандеролью то, что было приготовлено к отправке, т. е. последние 5 глав (XII-XVI). Пошлю Вам еще X и XI, раз Вам интересно их прочитать.

Я лично думаю, что поколению, которое помнит это время, как Вы, обе книги о Думе должны быть интересны и, главное, полезны. Потому с удовольствием посылаю их для прочтения. Очень жалею, что едва ли увижу свою книгу напечатанной. Нас слишком мало, чтобы печатать ее для нас она, конечно, не интересна. И если мне так хочется видеть ее напечатанной, то больше всего по настроению Пимена:

Исполнен долг, завещанный от Бога мне грешному...{388}

Я, конечно, не смог исполнить всего, о чем когда-то мечтал, т. е. довести воспоминания до Революции, но все-таки я довел их до 3 июня{389}. Война помешала сделать это вовремя, а сейчас скоро пойдет в Европе такая катавасия, что будет не до того.

И когда Вы мне написали, что, м. б., возможно было бы напечатать у Вас и всю книгу, Вы очень меня заинтересовали. Думаю все-таки, что это невозможно. Мне это предлагал Гордон, потом жена профессора Юркевича{390}, но все это представляется неделовыми предложениями. Но не хочу себя потом упрекать, что я не использовал возможностей и потому сообщаю Вам для сведения.

Во-первых, что я абсолютно никакого вознаграждения за книгу не хочу; даю ее даром, за несколько авторских экземпляров.

Во-вторых, что в ней 395 страниц такого формата, как те листки, которые я Вам посылаю.

Если она слишком длинна, то я могу без особого труда выбросить одну или две главы из времен междудумья, что книгу сократит страниц на 30.

Но если печатать ее по главам, то отдельные главы для меня интереса не представляют, кроме той вступительной главы, которую Вы печатаете, и к печатанию их я равнодушен.

Если можно что-либо сделать, буду очень рад и благодарен; может быть, Вы пойдете в контакте с Гордоном, который сначала было загорелся и все же некоторый опыт имеет.