Правая рука смерти

Анатолий Брагин проснулся в прекрасном расположении духа. Бодро встал, подошел к окну и даже лихо подмигнул охраннику, дежурившему внизу с привычным уже и переставшим пугать автоматом: как дела, приятель? Потом сходил в уборную, умылся, побрился и долго рассматривал свое отражение в зеркале. Глаза мутные, от переживаний, должно быть. А раньше были синие-синие, как небо. Бабы еще называли их «васильки». Эх, где они, эти васильки? Завяли его полевые цветочки, волосы из золотых сделались мышиными. Пшеничные колосья тоже того… убрали. Время, этот неутомимый жнец, который словно серпом срезает год за годом, пока весь урожай не будет собран. Вместо золотых кудрей осталась неприглядная серая нива, а скоро и ее не будет. Станет он лысым, как коленка. Скоро место в метро начнут уступать! «Дедушка, садитесь!» Хотя в метро он не ездит. И не будет ездить. Никогда. Фиг вам! Не дождетесь!

Он потрогал нос-картошку. Хорошее наследство оставила ему бабка Лизавета, а вот породой не наградила. У нее нос был орлиный, воистину графский, а у него комиссарский, брагинский. И плечи широкие, крестьянские. Зато нога маленькая. Анатолий всю жизнь стеснялся своей обуви, ботинки от женщин прятал, разувался лишь тогда, когда оставался в прихожей один, и торопливо запихивал их в укромное местечко. А то подумают, что у него еще в одном месте размеры подкачали, у них, у баб, фантазия богатая. В глупых женских журналах учат определять размер мужского достоинства то по руке, то по ноге, а то (тьфу ты, глупость какая!) по форме и длине носа. При чем тут нос-то? А нога? Но пару раз действительно сорвалось. Только после секса он решался надеть ботинки в присутствии очередной любовницы. И ловил ее удивленный взгляд:

– Это что, твои?!

Учитывая, что девицы теперь рослые, как на подбор, и носят обувь сорокового размера, Брагину их туфельки были впору, а то и великоваты. К нему даже прилипла обидная кличка: Золушек.

«Хватит тут торчать, пора дело делать», – одернул себя Брагин и бодро отправился в свою комнату дожидаться приглашения к завтраку.

Магдалена Карловна, похоже, боялась оставаться с ним наедине. Заглянула и пригласила на завтрак, но в комнату не вошла. Это показалось ему добрым знаком.

За столом сидел один лишь Ройзен, отчего Анатолию сделалось не по себе.

– Проходи, садись, – отрывисто предложил тот.

Брагин сел как можно дальше от палача. Он все еще не мог забыть клещи в его руках. Ох, и напугал же его тогда Ройзен!

Анатолий потянулся к хлебнице и, взяв кусок румяного батона, торопливо принялся намазывать его маслом. Почему-то хотелось есть. От нервов, что ли. Весь вчерашний день он напряженно думал о побеге, да и сегодня тоже.

– Ну что, надумал? – спросил Ройзен.

– Что надумал? – прикинулся недоумком Брагин.

– Долг отдавать.

– Так я вроде Былю должен, – прищурился Брагин. – Серафиму Кузьмичу.

– Отдай мне и считай, что долг списан.

– Э, нет. Так не пойдет. Мне бы с хозяином повидаться. – Анатолий продолжал прикидываться простачком.

– Повидаешься, – недобро сказал Ройзен.

Аппетит у Брагина пропал. Он оживился, только когда появилась Татьяна. Поздоровался с широкой улыбкой:

– Привет, Кабаниха!

Та посмотрела с неприязнью:

– Тебе чай, кофе?

– А то ты не помнишь! Я по утрам всегда кофей пью!

– Ишь… Аристократ! – недобро сказала Кабанова.

Брагин насторожился. Похоже, с Танькой провели работу. Ишь, как скалится Ройзен!

– И мне еще кофе, пожалуйста, принесите, Татьяна Семеновна. И булочек ваших замечательных.

Она расплылась в улыбке:

– Ага! Я сейчас, Марк Захарович! Я мигом!

И убежала на кухню.

– Что, не получилось у тебя? – насмешливо спросил Ройзен. – Не умеешь ты с людьми ладить.

– Ага! А ты умеешь! Щипцами да паяльником!

– А кто меня таким сделал?! – неожиданно разозлился Ройзен. – Ты!

– Да я вообще не знаю, кто ты такой.

– Короткая у тебя память, Брагин, – с неприятной усмешкой сказал Ройзен. – Ты уверен, что мы с тобой никогда раньше не встречались.

– Не встречались.

– А вот и ошибаешься.

– Где? Когда? – отрывисто спросил Анатолий. – Напомни, чем я тебе насолил.

– А ты сам попробуй, вспомни. Вспомнишь – не будешь больше упрямиться. Поймешь, что чужое отдаешь, не свое. Долги отдаешь, Брагин. И не деньги ты должен. Запомни.

Вошла Татьяна с подносом, одновременно появилась Софья Львовна. Она была бледна, белее снега, глаза потускнели и запали, черные волосы собраны в тугой узел на затылке, губы не накрашены, как обычно. Но Брагин все равно сказал:

– Хорошо выглядишь, красавица.

Она посмотрела на него странно. Потом перевела взгляд на Ройзена.

– Софья, если ты помнишь, мы решили допустить господина Брагина к трапезе, – сказал тот. – Равно как и всех остальных.

– И где же они? – Софья Львовна обвела взглядом пустые кресла.

– Тамара Валентиновна, как всегда, проспала. А Владислав не соизволил явиться. Это такая форма протеста.

– Неужели объявил голодовку? – нахмурилась она.