Правда

Его отец буквально взорвался. В его личном мирке писари находились всего на одну ступень выше учителей. О боги, они ведь даже не знают, с какой стороны к лошади подходить! Дальше были и другие Слова.

Так Вильям очутился в Анк-Морпорке — там, куда съезжаются все потерянные и заблудшие души. Так он и стал зарабатывать на жизнь словами, на тихую, мирную жизнь. Но, как считал сам Вильям, он еще легко отделался по сравнению с братом Рупертом, который был большим и добродушным — прирожденным учеником Угарварда, вот только родился он первым, а не вторым.

А потом разразилась война с Клатчем…

Ее нельзя было назвать значительной, она закончилась, даже не начавшись, — она была войной, в существовании которой не хотела признаваться ни одна из воевавших сторон, но одним из событий, произошедших за несколько бестолковых дней этой жалкой заварушки, была смерть Руперта де Словва. Он умер за свои убеждения, одним из которых — чисто угарвардская черта — была вера в то, что храбрость способна заменить доспехи. Что если заорать погромче, то клатчцы развернутся и обратятся в бегство.

Во время последней встречи с Вильямом отец достаточно долго распространялся о славных и благородных традициях де Словвов. Большей частью де Словвы считали традиционным нести весьма неприятную погибель всяким чужеземцам, но вторым почетным призом, насколько понял Вильям, было самим сложить голову на поле брани. Де Словвы всегда откликались на зов города. Только для этого они и существовали. Вот и семейный девиз гласил: «Верное Слово В Нужном Месте». Лорд де Словв никак не мог понять, почему Вильям не захотел поддержать столь славную традицию и поступил так, как всегда поступал в подобных случаях, то есть… никак не поступил.

Ныне между де Словвами пролегала вечная мерзлота тишины, по сравнению с которой даже зимний мороз мог показаться сауной.

Предаваясь мрачным размышлениям о прошлом, Вильям наконец добрел до словопечатни, однако внутри его ждал приятный сюрприз: там университетский казначей оживленно спорил с Хорошагорой о теории слов.

— Погоди, погоди, — говорил казначей. — Несомненно, фигурально выражаясь, слово состоит из отдельных букв, но они, если можно так выразиться… — он грациозно помахал длинными пальцами, — существуют лишь теоретически. Несомненно, они, то есть буквы, — это всего-навсего потенциальные частицы слова, а потому в высшей степени наивно полагать, будто они обладают действительным существованием, так сказать, униально и сепаративно. Да и сама идея обладания буквами физического существования является с философской точки зрения крайне пугающей. Как, несомненно, и идея о носах или пальцах, бегающих по миру самостоятельно…

«Три раза „несомненно“», — подумал Вильям, привыкший замечать подобные вещи. Если человек за достаточно короткое время целых три раза произносит «несомненно», это свидетельствует о том, что его внутренняя пружина вот-вот лопнет.

— У нас целые ящики букв, — без всякого выражения произнес Хорошагора. — Мы можем составить из них любые слова.

— В этом вся и беда, понимаешь! — воскликнул казначей. — А если металл запомнит слова, которые отпечатал? Граверы, по крайней мере, переплавляют пластины, и очищающая сила огня…

— Прошу прощения, ваша волшебность, — перебил его Хорошагора.

Один из гномов осторожно похлопал его по плечу и передал лист бумаги, который был тут же вручен казначею.

— Молодой Кеслонг приготовил тебе небольшой сувенир на память, — пояснил Хорошагора. — Пока ты говорил, он набирал. И вот, прямиком с отпечатной плиты. Быстрый паренек.

Казначей попробовал смерить молодого гнома строгим взглядом, хотя с гномами подобная тактика усмирения никогда не работала: там и мерить-то было особо нечего.

— Правда? — наконец буркнул казначей. — Как интересно… — Он пробежал взглядом лист.

И выпучил глаза.

— Но это же… Когда я говорил… Я ж только что это сказал… Как вы узнали, о чем я буду говорить… Мои точные слова… — заикаясь, забормотал казначей.

— Точные и совсем не оправданные, — добавил Хорошагора.

— Минуточку… — тут же вскинулся казначей. Вильям оставил их спорить дальше и отправился в экскурсию по словопечатне. Вот отпечатная плита — большой плоский камень, используемый в качестве верстака. Это понятно, все граверы пользуются таким. Вот гномы снимают листы бумаги с металлических букв, и это тоже понятно. Кстати, слова казначея были действительно ничем не оправданы. Душа у металла? Это же просто смешно.

Вильям заглянул через голову гнома, который усердно собирал буквы в маленьком железном лотке — короткие пальцы так и летали над подносом со шрифтом. Все прописные буквы лежали в коробочках в верхней части подноса, строчные — в нижней. По движениям рук можно было догадаться о том, какой текст набирал гном.

— $-$-$-а-р-а-б-о-т-а-й-В-С-в-о-б-о-д-н-о-е-В-р-е-м-я… — пробормотал Вильям.

Вдруг его посетила догадка. Нет, не догадка — это была абсолютная уверенность. Вильям опустил взгляд на грязные листы бумаги, лежащие рядом с лотком.