— Я собираюсь совершить очень скверный поступок, — сказал господин Кноп. Глаза его остекленели, как будто он находился под гипнозом. — Но я уже столько таких поступков совершил, что одним больше, одним меньше — не имеет значения. Труднее всего первое убийство. Зато следующее дается тебе раза в два легче. Ну и так далее. Понимаешь? А после двадцатого
Господин Кривс пошарил в ящике и достал еще один бархатный мешочек. Господин Тюльпан, с беспокойством взглянув на партнера, который если раньше и поминал котят, то лишь применительно к бочке с водой, взял мешочек и заглянул внутрь.
— Рубины, — сообщил он. — Причем чистые.
— А теперь убирайтесь, — прохрипел господин Кривс. — Немедленно. И никогда не возвращайтесь. Я никогда о вас не слышал и никогда вас не видел!
Он не спускал глаз с потрескивающего огня.
За последние несколько сотен лет господину Кривсу приходилось побывать в самых разных ситуациях, в том числе и самых опасных, но опаснее господина Кнопа с ним еще никогда никого не случалось. А также более психически неуравновешенного. Господин Кноп покачивался из стороны в сторону, а его взгляд постоянно блуждал по темным углам кабинета. Господин Тюльпан потряс партнера за плечо.
— Ну что, ять, сворачиваем ему шею и отваливаем? — предложил он.
Кноп часто заморгал.
— Да, конечно, — сказал он, словно приходя в себя. — Хорошо. — Он посмотрел на зомби. — Думаю, сегодня я оставлю тебя в живых, — промолвил он, задувая пламя. — А завтра… кто знает?
Вроде и слова были подобраны правильно, но его угрозе почему-то не хватало убедительности.
А потом Новая Контора удалилась.
Господин Кривс сидел за столом и смотрел на закрытую дверь. Ему было совершенно ясно (а в подобных вопросах на мертвеца можно положиться), что оба его вооруженных секретаря, ветераны многих судебных боев, ни в какой помощи уже не нуждаются. Господин Тюльпан был настоящим профессионалом.
Достав из ящика стола лист писчей бумаги, господин Кривс написал печатными буквами несколько слов, вложил лист в конверт, запечатал его и вызвал еще одного помощника.
— Распорядись, чтобы тут убрали, — велел он секретарю, изумленно уставившемуся на своих павших товарищей. — А потом отнеси это де Словву.
— Которому, сэр?
Господин Кривс поморщился. Ну да, конечно.
—
Вильям де Словв перевернул страницу блокнота, едва успевая записывать. Братия таращилась на него, как на какое-то уличное представление.
— Поистине великим даром ты обладаешь, сэр, — заметил Арнольд Косой. — На сердце так легко и покойно становится, когда смотришь, как скользит по бумаге твой карандаш. Жаль, я так не умею. Но с этой, с механикой у меня всегда было не очень.
— Может, чашку чая? — предложил Человек-Утка.
— А вы здесь пьете чай?
— Конечно. Почему бы и нет? За кого ты нас принимаешь? — Человек-Утка с располагающей улыбкой поднял закопченный чайник и ржавую кружку.
Вильям решил проявить вежливость. Это было бы весьма уместно. Кроме того, вода ведь… кипяченая?
— Без молока, пожалуйста, — поспешно произнес он, весьма ярко представив себе местные заменители молока.
— А, я всем говорил, что ты настоящий жентльмен, — сказал Человек-Утка, наливая в кружку маслянистую коричневую жидкость. — Молоко в чае — что может быть отвратительнее? — Элегантным жестом он взял в руки тарелку и щипчики. — Ломтик лимона?
— Лимона? У вас есть
— О, даже господин Рон скорее согласится вымыть подмышки, чем пить чай без лимона, — заявил Человек-Утка, опуская ломтик в кружку Вильяма.
— И четыре кусочка сахара, — сказал Арнольд Косой.
Вильям сделал глоток чая. Он был густым и переваренным, но сладким и горячим. И слегка лимонным. Что ж, могло быть куда хуже, решил Вильям.
— Да, — продолжал Человек-Утка, разливая чай по кружкам, — с лимонами у нас тут хорошо. По два-три ломтика в день вылавливаем. И это минимум!
Вильям уставился на реку.
«Выплюнуть или проглотить? — подумал он. — О эта вечная дилемма».
— Господин де Словв, с тобой все в порядке?
— Гм-м.
— Сахара не многовато?
— Гм-м.
— Чай слишком горячий?
Вильям с облегчением выплюнул чай в сторону реки.
— Ага! — воскликнул он. — Да! Слишком горячий! Именно! Слишком горячий! Чудесный чай, но слишком горячий! Я пока поставлю его в сторонку, чтоб немного остыл, хорошо?
Он схватил блокнот и карандаш.
— Итак… э… Ваффлз, кого именно ты укусил?
Ваффлз залаял.