Она подошла чуть ближе, и свет упал на лицо узника. На этом лице застыла глупая улыбка серьезно пьяного человека, и тем не менее оно было весьма узнаваемым. Это самое лицо Сахарисса видела каждый день на монетах.
— Э… Рокки, — сказала она. — Э… не мог бы ты спуститься сюда на минутку?
Дверь с треском распахнулась, и тролль кубарем скатился по лестнице. В буквальном смысле кубарем и в буквальном смысле скатился.
— А вот и господин Чих! — воскликнул Чарли, приветственно поднимая бутылку. — Вся банда в сборе! Ура!
Рокки с трудом поднялся на ноги. Господин Тюльпан спустился по лестнице следом, по пути оторвав косяк. Тролль вскинул было кулаки, принимая классическую стойку боксера, но господин Тюльпан был менее щепетилен в данных вопросах — он просто треснул тролля по башке крепкой, как железо, древней доской. Рокки рухнул, словно подрубленное дерево.
И только потом взгляд бешено вращающихся глаз великана попытался сосредоточиться на Сахариссе.
— А ты, ять, что за цаца?
— Следи за своим языком! — рявкнула она в ответ. — Как ты смеешь сквернословить в присутствии дамы?!
Ее заявление привело господина Тюльпана в некоторое замешательство.
— Когда это, ять, я сквернословил?
— Я уже видела тебя где-то… Ага, так я и знала: ты не настоящая монахиня! — триумфально заявила Сахарисса.
Раздался щелчок арбалета. Иногда даже совсем тихий звук разносится очень далеко и обладает невероятной убедительностью.
— Порой в голову приходят мысли настолько кошмарные, что их даже не хочется думать, — сказал тощий мужчина, стоявший на верхних ступенях и смотревший на нее вдоль ствола миниатюрного
— А ты брат Кноп! Но у вас нет права находиться здесь! А вот у меня есть, потому что у меня ключ!
Некоторые части мозга Сахариссы, которые отвечали за такие вещи, как ужас и предчувствие близящегося Смерти, попытались быть услышанными, но были проигнорированы, поскольку, являясь частью Сахариссы, привлекали к себе внимание чересчур тактично.
— Ключ? — переспросил господин Кноп, спускаясь по лестнице. Арбалет был по-прежнему и направлен на Сахариссу. Даже пребывая в крайне нестабильном состоянии, господин Кноп оставался весьма
— Не подходи! Не смей приближаться ко мне! Если ты подойдешь ко мне, я… я… я напишу об этом!
— Правда? Слово, конечно, может ранить, но это не смертельно, — пожал плечами господин Кноп. Я слышал много…
Он остановился и поморщился. Казалось, он вот-вот упадет на колени, но потом господин Кноп словно бы взял себя в руки. Он снова посмотрел на Сахариссу.
— Ты пойдешь с нами, — приказал он. — Только не надо угрожать, мол, кричать будешь и так далее, ведь здесь, кроме нас, никого нет, а я… за свою жизнь… слышал… немало… криков…
И снова он как будто лишился всех сил, но тут же опять пришел в себя. Сахарисса с ужасом смотрела на дрожащий в его руках арбалет. Части ее мозга, которые голосовали за молчание как главное средство выживания, наконец были услышаны.
— А что, ять, с этими двумя? — спросил господин Тюльпан. — Прям щас придушим?
— Закуй тролля в кандалы, и пусть сидят.
— Но, ять…
— Пусть сидят!
— Ты уверен, что чувствуешь себя нормально? — спросил господин Тюльпан.
— Нет! Не уверен! Но не трогай их, понял? У нас нет времени!
— У нас, ять, куча…
— Но не у меня! — перебил господин Кноп и подошел к Сахариссе. — Кто дал тебе ключ?
— Я не собираюсь…
— Хочешь, чтобы господин Тюльпан сделал ручкой нашим бессознательным друзьям?
У господина Кнопа гудела голова, поэтому его разум, несколько утративший способность к пониманию морального порядка вещей, сделал вывод, что все нормально, ничего страшного. Ведь их тени будут преследовать господина Тюльпана, а не его…
— Этот дом принадлежит лорду де Словву, и ключ мне дал его сын! — с ликующим видом заявила Сахарисса. — Вот так! Ты видел Вильяма! В конторе новостного листка! Теперь-то ты понимаешь, во что вы впутались?
Господин Кноп молча смотрел на нее. А потом произнес:
— Очень скоро мы это выясним. Не пытайся бежать. Самое главное, не кричи. Иди нормальным шагом, и все будет… — Он помолчал. — Я собирался сказать, что все будет в порядке. Глупость какая, не правда ли?
Нищая Братия и Вильям продвигались по улицам города. Именно продвигались, а не шли, поскольку назвать этот процесс ходьбой было бы неправильно. Окружающий мир обитатели подмостовья воспринимали как вечный театр, картинную галерею, мюзик-холл, ресторан и плевательницу. А кроме того, ни одному из членов братства и в голову не могло прийти, что кратчайший путь между двумя точками — это прямая.