Правда «Чёрной сотни»

При этом необходимо учитывать реальный механизм формирования правительства и Думы. Первое создавалось - при всех возможных оговорках - как бы из самого себя, по воле царя и немногих ближайших к нему лиц. Думу же - опять–таки при любых оговорках - создавала все же странав целом - те волости, уезды, города, губернии, которые, несмотря на вводимые правительством ограничения, в той или иной степени проявляли свою волю при выборах депутатов. И постоянно возникавшее и нараставшее стремление Думы «свалить» правительство в конечном счете выражало волю страны или, точнее, ее наиболее активных сил.

Эта ситуация приобретает особенную ясность при сопоставлении с нынешним соотношением правительства и Думы (ранее - Верховного Совета). Нередко те или иные современные публицисты предпринимают такое сопоставление, но, как правило, почему–то не , замечают противоположноститогдашнего (перед 1917 годом) и теперешнего соотношения позиций двух властей.

Нынешняя Дума (ранее Верховный Совет) все–таки - при любых возможных оговорках - тоже создавалась страной,а правительство, если говорить начистоту, несколькими десятками людей в Москве, которые и «выбирали» остальных правительственных лиц, пусть даже иногда из самой «глубинки». Но вместе с тем ясно, что дореволюционная Дума была в основе своей «прогрессивна»,а сегодняшняя - за исключением отдельных «фракций» - «консервативна».

Но это ведь означает, что и страна ныне (в отличие от ее устремлений в начале XX века) «консервативна», что она против того «прогресса» (в действительности, конечно, совершенно мнимого), который, скажем, уже поставил экономику «на уровень краха» (по выражению самого тов. Ельцина, полагающего, вероятно, что его слова нужно воспринять не как порожденное неожиданным испугом саморазоблачение,а как некую констатацию положения, созданного неизвестно кем).

В дальнейшем я специально обращусь к сопоставлению двух исторических ситуаций - перед 1917 годом и нынешней. Пока скажу только, что вопреки многим поверхностным и невежественным (хотя и всячески рекламируемым) сегодняшним идеологам, твердящим о какой–то близости или даже родстве этих ситуаций, они в действительности прямо противоположны по самой своей сути. И это, в частности, с очевидностью обнаруживается в прямой противоположности соотношения между «программами» правительства и, с другой стороны, Думы (и страны) перед 1917 годом и сегодня.

Перед 1917 годом у «черносотенцев» не было ровно никаких «шансов» на победу. И, как уже отмечено, опасения и подчас даже откровенный страх либералов перед угрозой мощного «черносотенного» отпора были совершенно беспочвенными. В этих опасениях лишний раз выражалась недальновидность либеральных идеологов, их неспособность понять реальный ход истории. В отличие от них, многие «черносотенные» идеологи уже с конца 1900–х годов более или менее ясно сознавали свою обреченность на поражение, что совершенно открыто высказано в их личных дневниках и письмах (в менее прямой форме это сознание проступало в их статьях), - например, в недавно опубликованных шестидесяти письмах, о которых я уже говорил выше (См.: Минувшее. Исторический альманах, 14. М.—СПб., 1993, с. 145–225). Достаточно внимательно прочитать эти письма, чтобы убедиться: целый ряд их авторов шел по своему пути, вовсе не рассчитывая на победу. Их заставляло говорить и писать чувство патриотического долга и, во–вторых, вера в то, что в конечном счете - может быть, уже не при них, а при их потомках - Россия преодолеет катаклизм, через который ей неизбежно предстоит пройти…

Глубокое понимание своей обреченности, присущее многим «черносотенцам», раскрыто на основе архивных материалов в изданном в 1990 году очередном обстоятельном исследовании Ю. Б. Соловьева «Самодержавие и дворянство в 1907-1914 гг.» (ранее вышли его книги, посвященные изучению соотношения тех же сил в конце XIX века и в 1902-1907 годах).