Проснулся юбиляр от оглушительного рева, прямо над открывшимся глазом качалась изрезанная, как граната, кроваво-красная чудовищная ягода малины. Учения — учениями, а снаряды-то боевые! Не затянув подпруги, чуть не сбив седло, прыгнул перепуганному коню на спину и, повиснув на шее, выскочил на луговину перед деревней, по отлогому склону напрямик, чтобы заметили. Артиллеристы или кто другой увидели всадника, странно висевшего на коне. Стрельбу прервали, матюкнув незадачливого верхового, невесть откуда взявшегося. А именинник, отплевываясь от остатков страха, явился во всей красе перед развеселившимися однополчанами. Малиновый юбилей — 20 лет — запомнился навсегда. Хорошо, что все-таки двадцать первый год пошел, как он понял, свалившись, наконец, с коня, а не лихо спрыгнув, как обычно. На двадцатилетии не все еще кончилось, а могло бы!
«22.7.43… 20-е число мне пришлось встретить в очень напряженной работе, за день находился, набегался, нанервничался, одним словом — увойкался. Встал в 4, домой вернулся только в 2 часа ночи. Ординарец для моего дня рождения набрал котелок ягод. Поднимаю салфетку с тарелки с хлебом и вижу сразу 6 поздравительных писем — из дома, от фронтовых товарищей, школьных друзей. Усталость сразу пропала, особенно когда пошел и ночью при лунном свете выкупался…»
Память-взрывчатка
Память человеческая удивительна: в ней задерживается, сохраняется преимущественно то, что дает человеку силы, надежды, укрепляет веру в себя. Но она же старательно затушевывает черные, неприятные моменты и все, чем человек был напуган, угнетен, унижен. А то, что не хочет уходить куда-то в подкорку мозга, приобретает окраску ироническую, юмористическую, рассказывается в тональности бравады, со смешком, представляя ситуацию в дурашливом тоне. Психологи давно заметили и, кажется, даже обозвали такой феномен вытеснением. Многие отмечали, например, как не любят рассказывать ленинградцы о днях блокады, не любят вспоминать прошлое люди, побывавшие в застенках ГУЛАГа, окопные фронтовики не любят вспоминать все, что ранит душу. Но все-таки пережитое остается в человеке, подсознательно определяет поведение человека, его поступки, отношение к окружающим. Давние события, хорошие ли, плохие, страшные ли, смешные, никуда от человека не уходят, они — с ним, они — в нем. И часто вдруг какая-то деталь, мелочь, воскрешает из забытья события, казалось бы, канувшие без возврата. Подводят и сны. Ветеранам частенько снятся сны оттуда, мозг, как матрица, отпечатал события, отдаленные десятилетиями. И вдруг во сне всплывает эпизод, а за ним восстанавливается и все, что этому сопутствовало.
Несколько лет назад Игорь, а теперь уже и дедушка Игорь проснулся среди ночи, еще ощущая в руках, как туго сгибается немецкий штык, как в замедленном кино. И память кинула его в лето 1943 года, туда, откуда здоровая психика человека старательно уводила многие годы, как и от других минувших, но таких же страшных дней.
С сентября сорок первого Северо-Западный фронт зацепился старорусской группировкой, прикрыв подходы к Москве. И не недели, не месяцы, а до января сорок четвертого крутилась эта изнуряющая круговерть на одном и том же месте, изредка менялось лишь начертание линии фронта. Задуманное наступление, как прояснилось позднее, должно было отвлечь силы немцев от Курска, от происходящих там событий, от сражений Курской дуги. Готовились все лето, дивизию пополнили до штатного состава, придали ей два артиллерийских полка, полк гвардейских минометов и полк тяжелых танков КВ. Вся подготовка проводилась скрытно в тылу.
Руководил наступательной операцией Северо-Западного фронта его командующий, бывший нарком обороны, маршал Тимошенко, печально известный в войсках после финской кампании и недавней харьковской катастрофы. 26-я сталинская дивизия была поставлена на направление главного удара, а Новгородский полк возглавлял эту ударную силу.